Серебряная герцогиня
Шрифт:
— Хорошо. Пожалуйста, Яр, реши эту проблему к осени.
— Почему к осени?
— Потому что осенью мы начнём возвращать трону Морской щит. И да, я дам тебе исключительные полномочия. Можешь казнить от моего имени любого лорда, кто посмеет не выполнить твой приказ. Кроме своего флага, ты возьмёшь королевский стяг и королевский герб. Действуй от моего имени. Я тебе даже печать королевскую дам. Будь моим наместником в Шёлке. Моей рукой, головой и глазами на востоке. Мне всё, что там происходит, не нравится, Яр. Но у меня нет
Яр встал и вдруг усмехнулся:
— То есть, твоё предложение вернуть корону…
— В силе, — засмеялся Ульвар. — Хотя я, конечно, от всей души надеюсь, что ты этого не захочешь. Но…
— Я пошутил. Не в моих правилах забирать то, что я добровольно отдал.
— Когда ты выступишь?
— Завтра.
— Но войско?
— Я пошлю лорду Эйнару ворону. Войско сможет выступить лишь неделю-другую спустя. На первое время мне хватит дружины. Меня не будет на твоей свадьбе, брат. Поэтому поздравляю заранее. Будь с Ильдикой добрее. О ней говорят, как о скромной и кроткой девушке. Думаю, в Шуге ей может быть тяжело.
— Хорошо. Я проконтролирую, чтобы малютку-принцессу никто не сожрал из моих милых дам. Спасибо, брат.
На самом пороге Яр обернулся:
— Тебе спасибо. И ещё… Ты же в ближайшее время планируешь выпустить Альдо из темницы, верно?
— Да. Думаю, свадьба короля — как раз отличный предлог для амнистии.
— Присылай его ко мне.
— Отличная мысль, — рассеянно кивнул Уль, снова склонившись над бумагами.
Впервые за это время, Яр хоть отчасти почувствовал себя живым. Война — это прекрасно. На войне всё просто и понятно: вот это — враг, — а вот это — твои ребята. Врага надо сломать, победить, уничтожить. Ребят — сберечь. И понятно зачем жить. И понятно, для чего утром вставать.
В коридоре он увидел Эйдис. Сначала хотел пройти мимо, не здороваясь, но затем вдруг заметил, что под её прекрасными глазами пролегли тени, а лицо осунулось. Это уже не была та легкомысленная, искрящаяся жизнью и флиртом кокетка, побывавшая в Медвежьих горах месяц назад. Это была новая Эйдис, тревожная и печальная. Смотрящая неподвижным взглядом в пустоту и даже не заметившая герцога.
«Альдо в темнице», — вдруг подумал Яр, и ему стало стыдно.
«Я впервые в жизни полюбила» — вдруг вспомнился ему её дрожащий от стыда нежный голос. Виновата ли Эйдис, что чувства возобладали над разумом? В конце концов, разве он, Яр, не виноват больше неё? Если бы он поступил бы, как должен был поступить, и не вскрыл, не прочитал не предназначенное для его глаз письмо…
А сейчас её муж в темнице, и бедная Эйдис даже не знает, что Уль решил помиловать заговорщика. И как же несчастная девушка должна сейчас винить себя во всём случившемся. Яру по-прежнему было неприятно её видеть, он бессознательно винил леди в том скандале, из-за которого, в конечном счёте, потерял самого близкого и дорогого человека, но… Надо быть справедливым.
Никто
— Доброе утро, леди, — глухо обронил Яр.
Поневоле в его голосе отразилось неприязненное чувство, и мужчина стиснул зубы, чтобы не проявить его ещё сильнее.
Зелёные глаза, казавшиеся нереально большими из-за теней, устало взглянули на него. Бледные губы дрогнули. На ресницы набежали слёзы, и Эйдис тотчас потупилась и опустилась в реверансе. Молча. Видимо, даже на слова приветствия сил не хватило.
Яр вздохнул. Он с трудом переносил женские слёзы. Подошёл и мягко коснулся плеча в тёмно-вишнёвом рукаве.
— Эйдис… С Альдо всё будет хорошо. Надо подождать.
Бледную щёку прочертила влажная дорожка.
— Спасибо. Простите меня, Яр… я…
Горло перехватила судорога, и девушка резко отвернулась. Принц понял, что она хотела сказать. Глубоко вдохнул и шумно выдохнул сквозь приоткрытые губы.
— Вы не виноваты, — произнёс холодно и сухо.
А затем отвернулся и пошёл прочь.
«Может быть, всё ещё закончится хорошо, — думал он, сбегая вниз по лестнице и не отвечая на приветствия дам и кавалеров: он никого не видел. — Может быть, я погибну на этой войне».
Глава 13
Про рыбу, ухи и неровню
Солнце сияло в небе, перекатываясь среди облаков. Шуг заливал золотисто-розовый свет восхода, и Дьярви хотелось пуститься в пляс.
Она с ним говорила! Она наливала ему вино… она… она была так мила и любезна! И было жаль лишь одного: что он не умер за неё в эту ночь. До этой ночи Дьярви даже не предполагал, что можно быть настолько счастливым человеком.
«Рыжая кошка» поразила его обилием народа. Тут толпилась городская стража, зеваки, посетители.
— А я никогда не ем рыбу! — бубнил какой-то пьяный мужичонка и хватал за руку расторопного Бэга. — Никогда! Потому что рыба это — гадость. Дерьмо. Жить в воде — противоестественно!
Хозяин таверны кивал, улыбался, но ускользал из скрюченных пальцев.
— Все эти рыбаки — мерзавцы, которых стоит перевешать! Всех до одного. Как есть всех до одного.
Дьярви зевнул и прошёл мимо. Мужичонка увязался за ним.
— Вот ты, господин хороший, ты рыбу ешь?
— Ем, — сознался лучник, отчаянно зевая.
— Не ешь! Потому что — тьфу это, а не еда! Погань чешуйчатая! У ней даже кости не как кости, а — иглы. Потому — нельзя есть её, не для этого рыбу богиня создала…
В пустом обеденном зале бледная Отама протирала столы, переворачивала и ставила на них стулья.
— Доброе утро! — улыбнулся ей Дьярви.
— Проклят всяк, кто ест рыбу, — убеждённо вещал мужичонка, не отставая. — Нельзя есть ту тварь, в которой даже крови и той нет!
Отама подняла усталые глаза, и Дьярви увидел в них слёзы.