Серебряное дерево (с иллюстрациями Н. Гольц)
Шрифт:
— Мы виноваты — мы и поищем их ещё раз, — пообещал совестливый Мушка.
— Знать ничего не знаю! Моё дело маленькое! Чтоб работы продолжались! — бушевал Лягушонок.
Он всё-таки стал самым главным в Свирелии, и даже главный лесовод Коренёк его побаивался.
Теперь, когда стали думать о спасении Серебряной рощи, все взоры обратились к Кореньку.
Коренёк ходил по берегу канала и старательно морщил нос, собирая и снова разгоняя веснушки. За ним как тень следовал старый Хвойка в очках и со слуховым аппаратиком в
— Лучшие семена пропали... И еловые шишки... — бормотал он. — Не будет теперь в Свирелии ёлок... И не будет густого прохладного леса. Не спасти нам Серебряную рощу!..
— Не спасти... Вот беда-то! — грустно вторил Хвойка и в расстройстве тянулся прикурить от огненного чубчика Коренька.
Коренёк отходил подальше и, чтоб облегчить душу, на все лады ругал верблюдов.
Из палатки показался Лягушонок. Хоть он и кричал сгоряча, что его «дело маленькое», в действительности начальник стройки близко к сердцу принял неудачу. На голове его во все стороны торчали завитки — это означало, что Лягушонок всю ночь напролёт не сомкнул глаз, стараясь найти выход из положения. Но его безнадёжно хмурый вид говорил о том, что и он ничего не придумал.
Тогда стали думать все вместе, и каждый предлагал что-нибудь не очень толковое.
Только Виолка не участвовала в споре и преспокойно упражнялась на скрипке. Ведь она дала слово отцу, маэстро Тромбусу, и старалась сдержать его, и поэтому каждую свободную минутку принималась играть.
Лягушонка это невероятно раздражало, и он то и дело пропекал девочку сердитым взглядом.
— Что это, крупнейшая стройка или детский сад? Или, может быть, музыкальная школа?.. — проворчал он и, не сдержавшись, раскричался, что весёлую жизнь ему здесь устроили, что хуже нет брать в походы девчонок!
Виолка опустила смычок, и даже банты в её косичках поникли.
— Я знаю, что делать, а теперь вот не скажу! — дрожащим от обиды голосом сказала она, спряталась за палатку Лягушонка и там дала волю слезам.
— Не размой слезами песок, не то упадёт моя палатка! — крикнул Лягушонок, услышав всхлипывания.
От грубой выходки Лягушонка всем стало не по себе, а в особенности Чику.
— Нехорошо так, — сказал он Лягушонку, сердито взмахнув ресницами. — А ещё взрослый... И начальник... И вообще Виола не какая-нибудь неженка...
— Чик-чик-чирик! — воинственно закричали на Лягушонка воробьи.
— Поду-умаешь, — растерянно протянул Лягушонок, не ожидавший отпора.
Он смерил Чика вместе с воробьями мрачным взглядом, насупился и сердито обратился ко всем:
— Так кто же придумает что-нибудь толковое?
Девочка вышла из-за палатки, не глядя на Лягушонка, отошла в сторонку и опять стала настраивать скрипку.
Лягушонок
— Помирись с Виолкой! — шепнул ему Чик. — И тогда она скажет, что придумала.
Виолка услыхала слова Чика, с благодарностью посмотрела на него и нерешительно произнесла:
— Ник, ты ведь дружишь с птицами... Может, птицы помогут!..
— Замечательно придумала! — воскликнул Чик. — Птицы будут носить нам семена!
— Умница! Отличная идея, — похвалил Виолку учитель Минус.
Даже Лягушонок вынужден был признать, что совет дельный.
— Могло бы это прийти в голову и тебе самому! — всё же буркнул он Чику.
— Деревьям без птиц нельзя, — сказал Коренёк. — Птицы будут клевать вредителей.
— И петь, — тихо добавил Чик.
В ту пору птиц в Свирелии не было, если не считать неразлучных с Чиком воробьев и длинноногого Секретаря из канцелярии Лягушонка.
Но как только в пустынной стране построили каналы, на песке тут и там можно было заметить звериные следы, а в небе над Свирелией иногда стали появляться птицы. Чик приучил их спускаться к озеру, они пили и купались в озере, но остаться жить в здешних местах, где ещё недавно они видели страшного Ядозуба, птицы не решались.
— Поручаю тебе поговорить с птицами, — дал Чику распоряжение Лягушонок.
— Ладно, попробую, — согласился Чик. — Пойду на озеро и дождусь там птиц.
Вместе с Чиком выразила желание отправиться на переговоры с птицами Виолка.
Придя к озеру, Чик и Виолка уселись на берегу. Они весело болтали и глядели в небо, и друг на дружку, и смеялись, оттого что денёк такой хороший и что скоро прилетят птицы.
Наконец первая стая спустилась к озеру напиться.
— Останьтесь здесь жить, птицы, помогите нам, — попросил Чик.
— Нет, мы не можем остаться, — отвечали птицы. — Тут очень жарко... И мало деревьев... И змеи...
— И ч-ч-чего они боятся! — петушились воробьи, задирая кверху хвостики. — Мы нич-ч-чего не боимся! Нам всё нипоч-ч-чём!
— Нипочём, когда вы около людей крутитесь и чужим кормитесь, — отвечали птицы, свысока поглядев на воробьев.
Они недолюбливали воробьев за их бесцеремонность и за то, что они — так считали многие птицы — любили жить на лёгких хлебах.
Воробьи сбились кучкой на плече Чика и, нахохлившись, умолкли.
— Не надо обижать воробушков, — вступился за них Чик. — Они бросили новые домики, которые я сделал для них и скворцов, и полетели со мной, чтоб мне не было скучно... Воробьи — они добрые... Живите и вы у нас, мы вас в обиду не дадим...
— Нет, нет... Мы вернёмся, когда здесь будет лес, — сказали птицы на прощанье.
Чик опустил глаза, чтобы спрятать слезы.
— Не огорчайся, Чик, подождём немножко, и прилетят другие птицы, — успокаивала его Виолка.
Заслоняя ладонями глаза от солнца, они стали опять вглядываться в небо.