Серебряный блеск Лысой горы
Шрифт:
В Аксай пришла весна. Ветер гнет высокие стройные тополя то в одну, то в другую сторону, проверяя, как они пережили зиму, не съедены ли изнутри червем. Аксай бурлит, бросается на прибрежные камни. Далеко разносится шум его водопадов. Греются на солнышке первые зеленые листочки. Природа, расстелив разноцветную скатерть, устроила весенний пир.
Суванджан пустил овец на траву и застыл, глядя на синие вершины гор. Его мысли были далеко, в ущелье Куксая, где живет Айсулу.
Со стороны Кзылджара вдруг послышался грохот — кто-то быстро ехал на телеге. Скоро телега приблизилась. Человек, сидевший в ней, нещадно
«Да это же Ашир! Но почему он убегает?»
— Ашир! — крикнул Суванджан вдогонку, но тот даже не оглянулся.
«Куда это Ашир так торопится? — подумал Суванджан. — И что это навалено на телегу? Надо было его остановить. Эх, и простофиля же я!»
В этот день Суванджан вернулся в кишлак пораньше и сразу побежал в контору. В коридоре встретил Саидгази и рассказал ему о том, что видел утром.
— Мне кажется, он повез продавать корм для свиней. И потом мне послышался крик поросят...
— А ты видел их?
Суванджан растерялся. Нет, он не видел поросят, но он ясно слышал, как они визжали. И потом — почему Ашир не остановился, когда его окликнули?
— Все было закрыто брезентом... — начал он.
Саидгази перебил его:
— Э, преувеличиваешь, товарищ Бабакулов. Не пойман — не вор. Оставь эти разговоры. Если Ашир услышит эти слова, то подаст на нас обоих в суд за клевету. А ты же еще не выпутался из одного дела и попадешь в другое. Ты рассказал об этом отцу? Не рассказал?! Молодец! Лучше пусть не слышит пока об этом. Я сам тайком проверю это дело, а ты спокойно паси своих овец. Да, говорят, что с каждой сотни овец получили по сто сорок пять ягнят и все они тонкошерстные, белые? — Саидгази дружески похлопал Суванджана по плечу.
Не часто слышал Суванджан такие похвалы, а тем более от бухгалтера, поэтому он просиял.
— Даже двойняшки есть. Оказывается, силища эта СЖК!
— Молодец, ты весь в отца. Если уже сейчас столько получил, то к концу сезона по сто пятьдесят будет, а?
Суванджан улыбнулся.
— Это все Шербек...
— Почему ты думаешь, что Шербек? Это твои труды! И если уж так говорить, то это заслуга правления колхоза и председателя... Да, а почему вы до сих пор не переехали на пастбище? Надо переезжать немедленно, понял? Ну ладно, до свидания. А то, о чем говорил, пусть тебя не беспокоит, я сам разберусь. Если Ашир действительно занимался расхищением колхозного богатства, то за колхозную иголку я возьму с него верблюда. Ведь ты знаешь, какой я беспощадный в этих делах!
Бабакула давно тянуло в горы, но он был еще очень слаб после болезни. Услышав от Суванджана о его разговоре с Саидгази, Бабакул нахмурился и приказал:
— Собирайся!
— Вы устанете, дорога трудная, — возразил Суванджан.
— Вот посмотришь, как только вдохну горный воздух, все мои кости перестанут болеть. О сын мой, ты не знаешь, что значит горный воздух!
По дороге старик почувствовал себя плохо. Боль в костях усилилась. Суванджан не знал, что делать, соседние чабаны советовали позвать врача. Но Бабакул не разрешал ехать за Нигорой.
— Чем она может помочь? От старости нет лекарства. Все дело в том, что погода плохая, облака закрывают солнцу лицо, в воздухе сырость. Не надо беспокоить Нигору. Мне нужен Джанизак. Позовите Джанизака, — просил Бабакул.
Один из чабанов отправился в Куксай
Бабакул чувствовал, что теряет силы, что конец близок. Смерть не пугала его, мучили только мысли о сыне. Как он будет жить, когда останется один? Ведь Суванджан совсем еще мальчик, а характер у него нелегкий: он замкнутый, грубоватый и слишком уж доверчивый. Кто позаботится о нем, будет его наставником? Если бы Шербек был сейчас здесь! Но после исчезновения Ходжабекова зоотехника опять вызвали в район, и когда он вернется, никто не знает. Хотя бы успел приехать Джанизак, чтобы уговорить его дать согласие на свадьбу Суванджана и Айсулу...
Бабакулу становилось все хуже. Может быть, все-таки позвать врача, попросить хоть немного продлить жизнь? Погулять бы на свадьбе Суванджана и пожить с молодыми в свое удовольствие. Удивительно, для всего у науки есть лекарства, нет только против старости и против смерти.
Бабакул почувствовал жажду. Суванджан принес в кумгане воды из Родника слез. Старик жадно пил, обливая бороду и грудь.
— Теперь, сынок, выведи меня на воздух, — попросил он.
Суванджан помог отцу встать и усадил на большой камень у двери. Бабакул жадно смотрел туда, где вершины гор встречались с небом, прислушивался к шуму Куксая и щебетанью птиц, словно навсегда хотел запечатлеть в душе красоту этих мест, где провел он всю свою жизнь.
Когда начало темнеть, старик попросил Суванджана уложить его в постель. Снова начался бред. Губы его что-то шептали, но он уже не узнавал ни приехавшего Джанизака, ни чабанов, стоявших у порога, ни сына. Он не слышал, как горько рыдал Суванджан. Последнее, что прошло у него перед глазами, — красное солнце в закате, величественный Кашка-тав и высокие чинары на кладбище, где похоронены его отец и мать...
— Тяжело теперь живется этому мальчугану, — сказал старый Джанизак, сидя за обедом, приготовленным Айсулу. — Нет у него теперь человека, который приготовил бы ему поесть. Самое страшное — одиночество.
Айсулу тоже до слез было жалко Суванджана. С того дня, когда она услышала о смерти Бабакула, каждую ночь она плакала, уткнувшись в подушку.
— Если бы его стойбище было близко от нас, ты приготовила бы ему обед, — продолжал Джанизак.
— Если ехать напрямик через гору, то это недалеко.
— Тогда возьми лошадь, дочь моя.
Айсулу только этого и ждала. От радости она чуть не бросилась к двери, но вовремя удержалась. Потом еще скажет дед, что она на крыльях полетела к Суванджану.
— Что мне до него? — скривила губы Айсулу.
— Друзья познаются в беде, дочь моя. Когда ты родилась, старик Бабакул принес огромного барана и сказал: «Поздравляю с внучкой, да будет жизнь ее вечной». Э-э, что тебе говорить! Он был неоценимый человек. Иди, дочь моя, надо делать людям добро. Если будешь делать добро, добро и получишь. Иди, иди, порадуй дух Бабакула.
Айсулу нахмурилась и даже поворчала немного, но как только вышла во двор, стремглав бросилась к лошади.
Когда Айсулу приехала на стойбище, Суванджан еще не вернулся с отарами. Вещи в шалаше были разбросаны, постель не убрана. Казалось, человеку, который здесь живет, все безразлично. Айсулу смастерила из травы веник, подмела в шалаше и вокруг него, побрызгала землю водой. Разожгла очаг, согрела воду и помыла посуду.