Серые птицы на белом берегу. Народный роман
Шрифт:
Мухин как во сне слышал этот полубред тюленя-самца и с прищуром, чуть лукаво, смотрел на Лену. Она нравилась ему все больше. Он пьянел от ее свежести и близости, от раскованности и естественности – как ему казалось.
Тюлень-самец, уже слегка захмелевший, разлил вторую изумрудную литровку и, заметив состояние молодых, засмеялся.
– Что, влюбились сходу? А почему бы вам не пожениться? Ленка вон холостякует, и ты, как я вижу, один!
– Ну, Иван Сергеевич! – покраснела Лена, скажете тоже. Первый раз увиделись, а Вы сватаете…
– А какая разница! Я вот
– Вот видишь, тиран в лифчике! – попытался сострить он и получил уже более внушительный шлепок.
– Ладно, ладно, извиняюсь! Беру свои слова обратно. Но тебе, брат, скажу, жениться надо сразу – как понравилась, так и лови! Сдружитесь, притретесь потом.
– Пойдемте лучше купаться! – вставая, предложил всем Мухин и, не дожидаясь компании, направился к воде.
– Вот, деятель! – кивнул ему вслед тюлень-самец, – знает меру! А я думал он проще! Не, Ленка, не выходи за него. Горя не оберешься потом.
– Да ладно тебе, дядь Вань, чего зря каркаешь. – Обиделась Лена, встала и пошла вслед за Мухиным.
– Фу, фу, фу! – закривлялся ей вслед тюлень-самец. И выпил еще полкружки. Икнул, почувствовав, что больше не идет, и склонился на бок, подкатываясь к самке – тюленихе.
Мухин дошел до гряды, сел поверх валуна, обнял колени руками и положил на них сверху подбородок, засмотрелся вдаль.
Из-за кривой линии горизонта, где море и небо сливались воедино, как из другого мира, выплывал еще смутно вырисовавшийся корабль.
– Из Махачкалы, с бензином, наверно, – подумал Мухин. – Низко сидит танкер. Он не успел догадать, как почувствовал, что кто-то подходит сзади и почти одновременно – прохладные, щекочущие брызги на спине, но не подал и виду, сидел неподвижно.
– Не скучно? – спросила Лена, – чего уединились?
– Хорошо здесь, о какой скуке может быть речь? – улыбнулся Мухин. – Вон поглядите, как корабль из-за горизонта выходит. Видите? Дух захватывает от простора и свободы. Только на море их и ощущаешь в полной мере.
– Да Вы поэт! – засмеялась Лена. – И впрямь хорошо, я в первый раз на море, не могу надышаться всем этим.
Он понял ее, и уже ничего не говоря, снова заворожено смотрел на девушку. Потом словно очнулся:
– А знаете что, предложил после паузы, давайте доплывем вон до того камня! – показал он на большой белый зуб, торчавший из воды.
– Я же говорила, что не умею плавать! – заупрямилась она.
– А я Вас научу. Да здесь и недалеко, это только кажется, что до него плыть и плыть. За грядой сразу вымоина – метров десять, а потом снова дно – скалы подводные, можно идти по ним и все разглядывать под водой. Посмотрите, какая она прозрачная.
Вода, действительно, была на удивление прозрачная, такая, что видно было бычков и кильку, шныряющих в ее толще, причудливое, с щербинами, трещинами и вымоинами, дно, усеянное в углублениях мелкими ракушками, а по поверхности скал – покрытое мягким ковром из желтых водорослей.
– Живой аквариум! – воскликнула Лена.
– Море! –
– А акул здесь нет? – игривым голосом спросила Лена.
– Здесь нет. Вымерли.
– А что, разве раньше водились?
– В Сарматском море. Помните, из него образовались Черное море, Каспий и Арал?
Лена любила в школе географию – давалась легче, чем математика или физика, – да и интересно было помечтать про далекие путешествия, побывать где-то хоть мысленно, но о том, что в Сарматском море водились акулы, не помнила.
– Чудно как-то получается. В Арале и Каспии вымерли, а в Черном море остались. Напутали, наверно, ученые.
– Да нет, точно. Подтверждения есть. Про Карагие слышали? Впадина самая глубокая в Советском Союзе, она вон там – показал он рукой на северо-восток в сторону города, поднимавшегося белоснежными глыбами домов над серым горбом возвышенности. За городом. Тридцать км отсюда. Так вот там карьер есть – урановую руду добывают. И что бы Вы думали? Недавно ребята там скелеты акул откопали. Сохранились превосходно. Сам видел! Целое кладбище акул. Зачем-то они сплывались в это место и потом погибли.
– Может, они сюда умирать приплывали! – высказала гипотезу Лена.
– Загадка истории. Никто пока точно не знает, откуда и почему здесь в пустыне взялось кладбище акул. А домыслов разных много. Народ у нас богат на фантазии. Чего только не придумают.
– Вот здорово! – изумилась Лена. – И можно на этих окаменевших акул посмотреть?
– А чего же нельзя? Давайте как-нибудь махнем туда – дизель регулярно ходит.
– Интересно!..
– Там и горный хрусталь – друзы целые – в отвалах попадается. Вот у вас в колечке камушек-аметист, взяв руку Лены, чуть поднял ее к солнцу Мухин. – Так это капля, и то, как сияет! А друза при свете – как гора камней, кристаллы настоящие, природные! Каменная симфония и только! Вы такого нигде не видели.
– Посмотреть бы» – с явным интересом почти прошептала она, думая о чем-то своем.
– Да у меня этих друз полным-полно! Целый мешок! – Похвастался Мухин. – Правда, пока в кладовке держу, некуда поставить, да и не для кого. А вообще камни сильно люблю. Глядишь на них – целый мир перед тобой. В каждом свой, каждый по-своему и говорить научился. А когда – бог его знает – вот это и интересно – загадка. Магия настоящая.
– И деньжищ, наверно, больших стоят эти камушки? – высказала неловкое и неуместное для такой атмосферы предположение Лена.
– Ну, это уже банально! – отмахнулся от ее вопроса Мухин и неожиданно нырнул под воду.
Лена только ахнула, видя, как он резко перевернулся с валуна, и исчез в глубине. И радостно воскликнула, когда он через мгновение вынырнул из воды: весь визуально искривленный ею, подплыл к тому месту, с которого только что соскользнул, держа левую руку над головой.
– На память! – протянул он кулак Лене, – это тебе на память.
Лена, не глядя, приняла из его прохладной и мокрой ладони плоский камушек с замысловатым рисунком и когда раскрыла свою ладошку, вскрикнула от радости: