Сестра Королевы

Таможская Лариса Сергеевна

Седрику уже так хотелось покончить с битвами, хотя бы на время. Он хорошо понимал, что мир в стране не продлится долго. Он всегда должен будет отслужить положенные сорок рыцарских дней на службе у короля, несмотря на все свои заслуги и титулы.

Или, в крайнем случае откупиться, если не будет войны и активных боевых действий. А так же выплачивать десятину за свои земли в казну короля. А земли его теперь на много стали больше. К владениям графства Джефферс добавились обширные земли герцогства Сомерсби. И теперь он должен создавать новый дом, новый семейный очаг в замке Осборн. Обживать все по новому, на свой лад, на свои привычки и при этом как можно менее

меняя старое. Он с радостью будет строить семейный очаг с Айлентиной - его леди, его женой, с женщиной, которая стала ему очень дорога.

Седрик поймал себя на том, что ,наверное, отказался бы ради Айлентины от всего своего земного достояния. Он сделал бы для нее все, что мог, о чем бы она его не попросила. "Черт" - Выругался про себя Седрик.
– "Не знаю, как угодить собственной жене. Она завладела всеми моими мыслями! Как юнец все время думаю о ней! Господи! Это дурацкое соглашение! Как ее убедить отступиться от него? Как сделать так, чтобы она стала его женой по-настоящему?" - Седрик так увлекся своими мыслями, что постоянно натягивая поводья, совсем остановил коня. Левел послушно встал посередине дороги. Остановился и весь отряд. Тут же к Седрику подъехал Армьяс.

– Милорд?
– Он вопросительно смотрел на своего господина.
– Почему мы остановились?

– Что, Персиваль?
– Седрик недоуменно уставился на Рыцаря. Оглядевшись он сообразил, что они стоят.
– Опасность?
– Седрик положил руку на рукоять меча.
– Авангард отряда что-то заметил?

– Это вы остановились, милорд.
– Пояснил Армьс.

Седрик, наконец понял в чем дело. И резко выбросил правую руку вперед.

– В замок, быстрее в замок! Мне кажется, что там что-то случилось.

И он галопом понесся вперед. К сожалению его предчувствия его не обманули. Еще спешиваясь с коня он понял, что что-то произошло. На крыльце, вместо жены его встречали заплаканная дочь и Джозеф.

– Отец.
– Всхлипнула любящая поплакать Фелони.

– Что случилось?
– Седрику было очень тревожно.
– Джеффри?

– Нет, отец.
– Успокоил обнимая его Джозеф.
– Брат жив и поправляется. Ему тяжело спускаться.

– Тогда что?
– Седрик перевел тревожный взгляд с сына на дочь.

– Миледи.
– Произнес Джозеф. Фелони всхлипнула.

Седрик побледнел. Он чувствовал еще в дороге, что дома, в замке, что-то случилось.

– Миледи жива.
– Продолжал Джозеф, - но....

Не слушая Седрик отодвинул сына и побежал в спальню к жене. Он шагал по лестнице через две ступеньки. Джозеф, также через ступени, идя за отцом рассказывал о случившимся. Фелони едва поспевала за ними.

Резко открыв дверь в спальню Седрик с порога посмотрел на кровать, боясь увидеть нечто страшное. Но Айлентину заслоняли хлопочущие возле нее Фелиссити и Меган. Только пробил колокол на замковой часовне и Меган, как раз, давала своей госпоже каплю тягучей черной жидкости.

Седрик встал в ногах кровати и ужаснулся. Лицо Айлентины было пергаментно-желтым. Дыхание было ровным, но тяжелым. Вдруг Айлентина прижала руку к животу и начала выгибаться от боли. Седрик бросился вперед, стараясь придержать ее. Меган и Фелиссити, с горестными лицами помогали ему. Спазм прошел и Айлентина замерла тяжело дыша. Фелисити вытерла ей со лба пот салфеткой.

– Мы делаем все, что велела миледи, ваша светлость.
– Докладывала Меган.
– Но мы не знаем насколько это помогает. Миледи то приходит в себя ненадолго, то снова впадает в беспамятство.

Седрик кивнул. Постояв у постели

Айлентины он ушел в кабинет. Пока он обмывался водой, приводил себя в порядок и одевался, сыновья докладывали ему о расспросах участников пикника и слуг замка. Получалось, что ничего толком, пока выяснить не удалось. Седрик вернулся в спальню к жене, побыв там немного он спустился вниз к ужину. Тихий гул разговоров за столами и никаких развлечений после ужина, говорили о напряженной обстановке в замке.

Ночь Седрик провел, то сидя в кресле возле Айлентины, то сложив на груди руки, тревожно расхаживая из спальни в кабинет и обратно. Камеристки и его дочери, сменяли друг друга у постели герцогини. За ночь трижды звонил церковный колокол "колокола звонили каждый час одним ударом и каждые три часа тремя, по их бою менялась стража" и трижды ей давали каплю лекарств из белого флакона. Но в состоянии Айлентины пока ничего не менялось. Устав ходить Седрик сел в кресло возле жены. Он смотрел не ее бледное лицо с жалостью. Но не с той снисходительно-оскорбительной жалостью, с которой смотрят на надоевшего больного. А с искренней жалостью, которой жалеют близкого человека. А в том, что Айлентина становится ему все ближе и ближе, Седрик уже не сомневался. Он четко осознавал, что она ему очень нужна. Она сумела так глубоко забраться ему в душу, что поселилась там насовсем, он был в этом уверен. Ее невозможно уже было изгнать оттуда. Да он и не хотел этого. Без нее он теперь не представлял себе жизни.

Наступивший день не принес никаких облегчений в состоянии Айлентины. Но и ухудшений, Слава Богу, не было. Ночь тоже была похожа на день. И следующий день так же. Лечение было одно - обильное питье из теплого молока и взбитых белков и по капле черной жидкости по звуку колокола часовни. Айлентина то впадала в забытье, то выходила из него, узнавая окружающих и называла их по именам.

После ужина Седрик сидел в зале уставившись в полыхающий камин. Джозеф подсел к нему, но Седрик даже не сразу понял о чем он говорит ему. Сын внимательно посмотрев на мрачное лицо отца, оставил его в покое. Седрика раздражало оживление главного зала. Никто, конечно, не веселился, все были сдержаны, даже дети рыцарей и слуг притихли, но его раздражало и это. Он так резко встал с кресла, что оно даже отодвинулось назад. Ни на кого не обращая внимания он пошел наверх. В спальне, он придвинул кресло к постели жены и опустился в него.

Айлентина спала. Седрик внимательно смотрел на спящую жену. Она выглядела уже не так ужасно, как два дня назад. Но под глазами еще глубже залегли серые тени, а кожа казалась прозрачной, и уже не пергаментно-желтой, а какой-то зеленоватой. Однако дыхание Айлентины стало совсем ровным и глубоким. Она уже не тряслась временами, как раньше. Одно то, что она уснула, говорило о том, что ее больше не мучили боли в животе.

Седрик осторожно взял руку Айлентины в свою. Впервые в жизни он обратил к небу горячую молитву, умоляя облегчить страдания Айлентины и не забирать ее у него.

Седрик знал, что не уснет всю ночь. Держа в ладонях руку жены, он опустил на них голову и замер в молитве. И даже не заметил, как задремал.

Так прошла ночь. Седрик очнулся от тяжелой полудремы, когда небо начало сереть. Ему показалось, что пальцы Айлентины в его руке шевелятся. Действительно она слегка сжала пальцы и вздохнула. Седрик подался вперед, вглядываясь в лицо. Веки Айлентины затрепетали и она открыла глаза. С минуту она смотрела в глаза мужу, потом обвела взглядом комнату, вспоминая и соображая, что произошло и почему Седрик здесь.