Сестра милосердия
Шрифт:
Анна Васильевна хотела держаться строго, независимо, но ее сотрясало со страха. Она прекрасно знала, что ожидает ее в застенках контрразведки. И понимала, что к Колчаку никто не допустит, и докладывать о какой-то красной террористке не станут.
— Друзья, — заговорила с новой интонацией. — Я около года служила при верховном правительстве. Переводчицей. Меня очень хорошо знают Иностранцев, Вологодский. — Она не знала, что все они еще раньше отбыли в Иркутск.
Контрразведчики в этом видели хитрость и обман.
— Dites, moi, est-ce quil y aura veritablement quelque chose cetle nuit? (скажите,
Анна сказала, что ищет своего брата и для этого ей нужно видеть начальника конвоя.
— Конвой оставлен в Омске, — сказал поручик по-немецки.
Анна так же по-немецки назвала фамилию начальника конвоя и адъютанта.
— Bitte helfen Sie mir. Ich bin sehr abgespannt (Помогите мне. Я очень устала).
— Это ничего не значит! — пролаял человек в штатском и толкнул в плечо. Анна понимала, что если говорить о связи с Колчаком — никто не поверит! Примут за последнюю дуру-террористку и… «пожертвуют». Разбираться некогда!
Уже шагали куда-то обратно, в хвост состава, Анна озиралась, надеясь увидеть хоть кого-нибудь, кто мог бы подтвердить ее слова, смог развеять чудовищное недоразумение.
Никто не попался, никто не защитил.
Вошли в вагон, свернули в прокуренное, грязное купе. Контролеры сели на лавки. Аня осталась стоять. И вдруг снизошло успокоение. А и действительно, стоит ли так-то уж дрожать? Документы чистые, все начальство знакомо, не могут же расстрелять совсем без следствия. Штатский одним порхающим движением проплыл ладонью сверху вниз. Вытащил и бросил на стол печеную картошку.
— Говоришь, сестра Колчака? — криворото усмехнулся лощеный поручик.
— Я его любовница.
Заплечных дел мастера заржали ей в лицо, будто обрадовались возможности прикончить хоть одного врага. И вдруг Анна Васильевна ослепла от острой пощечины. Она задохнулась и не могла выговорить слова.
— Вы за это должны будете ответить! — справилась с собой, наконец. — Вам этого никогда не простят! Кто вы? — решила нападать только на молодого поручика. — Покажите свои документы! — стучала ладонью в стол.
— Ся-адь! — рявкнул штатский так, что у Анны ноги подкосились, и оборвалось внутри. Губы задрожали, и горло сдавило обидой. И мелькнула злая мысль, что большевики-то, пожалуй, были бы вежливей. Во рту разлился привкус меди. Колени дрожали. Разбитые зубы выбивали дробь. Теперь уже штатский стучал ладонью по столу, требовал признания в преступном замысле.
— Сходите в санитарный вагон, — наконец нашла нужный тон Анна. — Спросите кастеляншу Тимиреву. Это я. Всякий подтвердит. Идемте!
Контролеры переглянулись.
— Шпионку поймали, — покачала головой. — За что вам только паек дают! С женщиной справились! С дочерью директора Московской консерватории!
Костоломы замерли, не зная, верить или нет. Слишком уж мало в ней простонародного, слишком похожа на барышню из света. А печеная картошка — что ж… с солью, да хлебцем и глотком ледяной воды — милое дело! Обменялись косыми взглядами — перестарались. Кто первый прокричал: ату!
Поручик независимо откинулся спиной к стене, завел ногу на ногу. Штатский ловким движением пальцев слизнул со стола паспорт, полистал,
— Тимирева Анна Васильевна, — выговорил он. — Да как же вы… — бросил невольный взгляд на жалко сморщившуюся печеную картошку.
— Отведите меня к нему.
Контрразведчики не шелохнулись.
— Он здесь! — даже топнула она.
Поручик прикрыл глаза — ему становилось скучно.
— Вот что, дорогая Анна Васильевна, — превратился штатский из палача-любителя в любезного собеседника. — Возвращайтесь-ка вы в свой вагон. Не надо лишний раз беспокоить Его Высокопревосходительство. А при случае мы дадим знать о вашем местонахождении. Это я могу обещать твердо. Ежели же вы захотите встретиться самостоятельно — мы вынуждены будем передать вас в следующую инстанцию, для сугубой проверки. А это, поверьте, лишние неприятности, да и счастливый момент встречи только отдалит.
— А как же это получилось, — спесиво, через губу, процедил поручик, — что Их Превосходительство ничего о вас не знает? Штатский, похожий на филера, тоже заинтересованно сверкнул глазами.
— Всякое случается, — ответила с достоинством, — видите, что за обстановка.
— Да вот в том-то и дело, — проскрипел поручик.
— Анна Васильевна, — штатский взял разговор в свои руки, — факт вашей искренности у меня не вызывает сомнения. Я вас видел с адмиралом на верховой прогулке. Извините, прекрасная пара, прекрасные лошади! Канадской породы-с? Першеронцы? Прошу великодушно извинить за излишнее рвение в исполнении долга — обстоятельства вынуждают. Везде провокаторы, вредители, шпионы.
Анна вынуждена была согласиться.
— Ночью из бомбометов обстреляли — никак нельзя терять бдительность, — мягко выпроваживали ее из купе. И тут она увидела под столом большую черную лужу… чего-то.
— Прошу, прошу, — заторопился контрразведчик, — дают отправление — с. Отстанете — греха не оберешься.
Вышли на улицу. Кажется, долго ли были в вагоне, а успело стемнеть. Шли в сторону санитарного вагона. Оно, может, и правильно: доверяй да проверяй. Поезд дернулся, прогрохотал буферами, стронулся с места — заскочили в проплывающую мимо дверь. Кондуктор, было, воспротивился, контролеры заорали, показали документы — и он уступил. Мимо длинно проплывали склады, станционные постройки, железнодорожник с флажком.
— Да-а, — протянул филер мечтательно и горько, — от Москвы до Петербурга при царе-батюшке за семь часов пятьдесят минут доезжали.
Поручик сухо плюнул. Из мещан офицерик, скороспелка. «Их Высоко превосходительство», — не прошло мимо внимания Анны. Охамел и офицерский корпус. То ли еще будет.
— Пожалеет Россия, да поздно будет, — в том же направлении тоски текли мысли штатского. — Кровью умоется родимая.
Офицер опять плюнул. Теперь покосился и кондуктор. А ему, милому, хоть бы хны. И за грех не считает. А поезд торопился, набирал скорость, сбивался в стуке колесами. Анна отвернулась, достала из кармана зеркальце — губы припухли. Как у зуава. Контрразведчики приобрели скучающее выражение, смотрели в сторону. За окном бежали стожки, проплывали белые поляны, и опять обступал окончательно почерневший ельник. На тормозе гулял ветер, лез в рукава, знобил.