Севастопольская страда (Часть 2)

Сергеев-Ценский Сергей Николаевич

– Я участвовал во всех рекогносцировках, которые предпринимал генерал Врангель, ваша светлость, - отвечал тоном рапорта Волков.
– Мне известно мнение его, а также и полковника Батезатула... Я лично, конечно, не решаюсь оспаривать их выводов, но, ваша светлость, осмеливаюсь еще раз напомнить, что воля его величества должна быть приведена в исполнение...

– Несомненно должна, и я отправил генерала Врангеля еще раз, - сделал ударение на этих двух коротеньких словах светлейший, - как следует выяснить обстановку и обдумать план атаки.

Помолчав немного

и пожевав губами, он добавил:

– Может быть, когда подойдет восьмая дивизия, то князь Урусов возьмет на себя эту задачу...

– Ваша светлость, в отряде евпаторийском есть генерал, который говорил мне, что он, если бы получил в свое командование отряд, ручается за то, что Евпаторию возьмет, - сказал Волков.

Меншиков поглядел на него изумленно и указал рукою на стул:

– Присядьте, пожалуйста!

Волков поблагодарил, поклонившись, и сел неторопливо.

– О ком это вы говорите? Какой это генерал?
– перешел с полушепота на обычную речь Меншиков.

– Это, ваша светлость, начальник штаба Врангеля и командующий всей его артиллерией генерал-лейтенант Хрулев.

– А-а, Хрулев, - слегка усмехнулся Меншиков.
– Очень горячая голова у этого Хрулева... Горячая-с, да... Так мне писал о нем и князь Горчаков, который его лучше знает, чем я... А излишняя горячность в боевых действиях может привести к большой неудаче-с... Впрочем, я могу его вызвать сюда, чтобы не только вам, но и мне он... доложил, какими именно средствами располагать он хочет для успеха дела... чтобы мы могли обрадовать государя, а не огорчить... Его величеству достаточно и без того огорчений...

Глава пятая

СТЕПАН ХРУЛЕВ

I

Крупный, красивый белый конь, с подстриженной гривой и подвязанным коротко хвостом, заляпавший грязью высокие сильные ноги по самое брюхо, довольно фыркал и тряс головою, когда его остановил всадник в кавказской папахе кадушкой и лохматой бурке: конь видел, что дорога была кончена, дальше скакать некуда, дальше была широкая вода бухты, на ней корабли, а на земле кругом хотя и невзрачные и редкие, но дома, и хозяин его уже готовился спрыгнуть с седла, бросив поводья.

Передав коня своему ординарцу унтер-офицеру и поправив папаху и бурку, приехавший направился к знакомому уж ему домику главнокомандующего, а дежуривший в это время адъютант Стеценко, ставший с нового года капитан-лейтенантом, заметив его еще издали, доложил Меншикову:

– Генерал-лейтенант Хрулев, ваша светлость!

– А-а... да-а... Ну, что же, проси его, - вяло отозвался светлейший.

Только что сделавший в седле по очень тяжелой вязкой дороге неблизкий путь в несколько десятков верст, вошедший Хрулев представлял собою разительный контраст с расслабленным вождем всех оборонных русских сил в Крыму.

У него было обветренное, пышащее, раскаленно-кирпично-красное круглое лицо, тугие черные, прочно и лихо подкрученные усы, яркие глаза несколько навыкат; черные, с легкой проседью у висков, густые волосы были низко подстрижены; и хотя ему было уже под пятьдесят, он казался сорокалетним, то есть молодым еще, боевым генералом.

Именно

боевым, - такая, на всякий посторонний взгляд, стремительность клокотала в нем, хотя он и стоял по-фронтовому, по форме рапортуя, что <по вызову прибыл>.

Подобная клокочущая в подчиненных, как вода на крутой стремнине, готовность по первому приказу броситься хоть на рога к черту всегда восхищает начальников, но Меншиков, предложив сесть Хрулеву, разглядывал его прищуренными и холодными глазами.

Он как будто сознательно решил даже на время забыть об Евпатории. Он спросил, медленно двигая губами:

– Я хотел бы знать, каковы результаты... ваших работ в комиссии?

Хрулев был председателем комиссии, занимавшейся пригонкой штуцерных конических пуль с чашечками и полукруглых пуль со стерженьками к русским гладкоствольным ружьям. В комиссии этой, кроме него, было шесть человек. Опыты Баумгартена в его Тобольском полку Меншиков хотел основательно проверить, чтобы ввести это новшество во всей армии, и Хрулев, появившийся в Крыму в половине декабря, должен был решить важный для боеспособности армии вопрос, какие пули следовало предпочесть круглым.

– Ваша светлость, работу нашу я могу считать уже законченной, ответил Хрулев, стараясь говорить по возможности тихо, чтобы не тревожить больного излишней зычностью, но в то же время плохо справляясь с голосом в силу привычки артиллериста перекрикивать рев орудий.

– Закончили?.. И что же?
– несколько оживился Меншиков.

– Испытания производились согласно полученного предписания на дальность полета пуль, на верность полета пуль, на количество пороху, потребное для заряда, наконец на вред, наносимый ружьям нашим от стрельбы пулями нового образца, - отчетливо проговорил Хрулев.
– И последняя задача больше всего отняла у нас времени. Теперь же и ее можно уж считать решенной. Комиссия остановилась на полушарных пулях со стерженьками.

– А-а!.. А вред от них для гладких стволов?

– Наименьший, ваша светлость! Полет же их наиболее правильный, и пороху на заряд для них идет меньше, чем на конические, следственно, они экономнее.

– Это хорошо... А дальность их полета?

– Доску в дюйм толщиною пробивают на восемьсот шагов, ваша светлость!
– с торжеством сказал Хрулев.
– А это значит, что по неприятелю пальба будет действительна и с дистанции в девятьсот!

– Это прекрасный результат, прекрасный!
– еще более оживился светлейший.
– Но это проверялось вами неоднократно?

– Результат окончательный! Этот результат делает наши ружья мало чем уступающими штуцерам, ваша светлость!

– Ну, конечно, пятьсот - шестьсот шагов разницы - это не так уж мало-с... Но все-таки результат прекрасный. Особенно, если иметь в виду, что траншеи противника везде приближаются уже к нашим контрапрошам... Жаль только, что у нас мало метких стрелков... Плохо учили стрельбе нашу пехоту!

Меншиков плотнее уселся на диване, внимательно поглядел на Хрулева, не нашедшего, чем отозваться на его слова, и сказал вдруг тоном безразличия: