Север и Юг. Великая сага. Компиляция. Книги 1-3
Шрифт:
Вечерами они с Мадлен читали друг другу вслух. Иногда они позволяли себе погрустить о том, что никак не могут зачать ребенка.
– Возможно, Джастин был прав, когда во всем винил меня, – сказала как-то Мадлен.
Они читали редкие письма Филемона Мика и отвечали на них. Еще раз приезжала Августа Барклай; она очень тревожилась о кузене Чарльзе, чем до глубины души растрогала их. Хотя она и пыталась уверить их, что потратила целый день на дорогу до столицы, чтобы купить муслина на платье, на самом деле ей хотелось узнать что-нибудь о Чарльзе. Уже два месяца
Орри заверил ее, что постоянно просматривает списки раненых и погибших и что имени майора Чарльза Мэйна в них не было. О его повышении Августа тоже ничего не знала и особой радости от этого известия не проявила.
Она приняла их приглашение на ужин. За едой они обменивались догадками о том, где может быть Чарльз. Орри знал только, что кавалерия Хэмптона отправилась вместе с Ли в Пенсильванию, но больше ничего. После десяти Августа стала прощаться. Она собиралась ехать всю ночь по пустынным дорогам под охраной одного только Боса. Перед отъездом она еще раз поблагодарила Мэйнов за то, что они приютили ее на время сражения у Чанселорсвилла, и сказала, что хочет отплатить им за доброту при первой же возможности. Женщины обнялись; они уже очень нравились друг другу.
Когда Августа уехала, Мадлен сказала:
– Что-то не так у них с Чарльзом, только не пойму, что именно.
Орри согласился с женой. Он тоже заметил легкую грусть в глазах гостьи.
А еще его очень тревожило состояние Купера. Время от времени Орри встречал брата возле площади Капитолия, и каждый раз Купер разговаривал сухо и отклонял его приглашение на ужин, ссылаясь на занятость.
– Он стал совсем чужим, – говорил Орри жене. – Вдобавок, мне кажется, он повредился в уме.
Несколько месяцев назад Орри узнал, что «Ойстер-Хаус» Бошама на Мэйн-стрит стал почтовым ящиком для нелегальной почты на Север, и в конце июня написал длинное письмо Джорджу, из предосторожности адресовав его на завод Хазардов в Лихай-Стейшн. Он спрашивал, как дела у Констанции, Билли и Бретт, рассказывал о своей женитьбе и упомянул о службе Чарльза в конной разведке. Также он коротко и с некоторой горечью описал свою работу на Седдона и постоянные стычки с Уиндером из-за содержания заключенных в тюрьме. Душным вечером, надев гражданский костюм, который привез из Монт-Роял, он вошел в зал «Ойстер-Хауса» и с волнением протянул бармену конверт с восковой печатью вместе с сорока долларами в купюрах Конфедерации. У него не было никакой уверенности в том, что письмо не уйдет дальше ближайшей корзины для мусора. И все же Орри так скучал по старому другу, что даже от написания письма ему стало легче. Июньская жара не спадала. Как и томительное ожидание.
– Что-то я беспокоюсь, – сказала Эштон в тот самый вечер, когда Орри отправил свое письмо.
– О чем? – спросил Пауэлл.
Он сидел за столом в одних трусах и просматривал документы на маленькую ферму, которую приобрел вместе с компаньонами. Находилась она на берегу Джеймса, неподалеку от города, возле
Задетая его небрежным тоном, Эштон ответила довольно резко:
– Из-за мужа!
Он услышал раздражение в ее голосе и отложил документы.
– То есть?
– Он каждое утро расспрашивает меня о планах на день. Когда я вчера поехала в центр за покупками, у меня возникло неприятное ощущение, что за мной следят… и, представь себе, из холла «Мейерс энд Дженки» я увидела на другой стороне улицы Джеймса! Он прятался за телегой водовоза и пытался напустить на себя равнодушный вид.
В комнату ворвался горячий ветер из сада, зашелестев бумагами на столе. Где-то вдалеке сверкнула молния. Пауэлл взял со стола свой четырехствольный пистолет Шарпса и положил его на стопку документов, слегка побарабанив по нему пальцами.
– А сегодня он тебя о чем-нибудь спрашивал?
Эштон покачала головой:
– Он был еще на службе, когда я уехала.
– Но тебе кажется, что он знает.
– Подозревает. Мне не хочется этого говорить, Ламар, но я чувствую, что должна. Возможно, нам лучше на какое-то время перестать встречаться.
Глаза Пауэлла стали ледяными.
– Должен ли я понимать это так, что мне придется скучать, дорогая?
Эштон подбежала к нему, наклонилась через спинку стула и прижала ладони к его крепкой груди:
– О Боже мой, нет, милый! Нет! Но с Джеймсом творится что-то неладное. Он… словно не в себе. И как бы ты ни был осторожен, он может подстеречь тебя однажды вечером и что-то сделать…
Она начала медленно поглаживать его тело у талии, наклонившись ниже и прижимаясь грудью к его затылку.
– Я просто не вынесу, если с тобой что-нибудь случится…
Пауэлл направил ее руку ниже и пробормотал:
– Ну… возможно, ты и права.
Он позволил ей продолжать еще пару мгновений, а потом резко отвел ее руку и молча кивнул на соседний стул.
– Моя личная безопасность волнует меня меньше всего, – сказал он, когда Эштон послушно села. – Но близится великий день, и мне не хотелось бы, чтобы чье-то безмозглое и вполне предотвратимое насилие помешало ему. По правде говоря, я тоже немного тревожусь из-за твоего мужа. – Он сложил вместе кончики пальцев и посмотрел на Эштон поверх них. – И на прошлой неделе я вдруг понял, как сделать его совершенно безопасным для нас. Чем дольше я думал, тем больше убеждался, что это решение правильное.
– И что ты собираешься сделать – добиться его увольнения и отослать домой?
Пауэлл игнорировал сарказм:
– Я предлагаю включить его в нашу группу.
– Включить его?! – Эштон вскочила. – Это самое глупое, если не сказать опасное…
– Помолчи и дай мне закончить.
Его холодный тон остудил ее пыл. Когда она снова села, он продолжил:
– Разумеется, именно так оно и звучит – на первый взгляд. Но если ты задумаешься, то сможешь найти логичные и убедительные доводы в пользу такого решения.