Север и Юг. Великая сага. Компиляция. Книги 1-3
Шрифт:
– В ту ночь мы не просто переплыли Раппаханнок… – Он засмеялся каким-то своим воспоминаниям, и Августа сразу почувствовала облегчение – она уже давно не слышала его смеха. – Мы отправились дальше, мокрые насквозь, пока не увидели наконец колонну янки. Это точно были люди Килпатрика. Мы прятались, пока не сумели стащить трех их запасных лошадей, когда те проходили мимо. Сели на них и прямо без седел поскакали дальше.
– Прямо с кавалерией Союза?
– Никто ничего не заметил в темноте. А нам так было легче подсчитать людей. Мы даже реку перешли с генералом Киллпатриком и его парнями. Ужасно хотелось
Августе хотелось смягчить резкость его тона.
– Да, вот это история, – сказала она, поглаживая его руку.
Он резко встал, прошел к окну и, отдернув занавеску, выбросил окурок в боковой двор. Змейка дыма поднялась в лунном свете.
– Я еще несколько раздобыл… – Чарльз протяжно зевнул. – Приберегу их на утро.
С этими словами он вернулся в постель, натянул на себя одеяло, чмокнул Августу в щеку, отвернулся и через полминуты уже храпел.
Занавески подпрыгивали и снова опускались, словно партнеры в ночной кадрили. Августа зябко поежилась и снова подтянула одеяло, пытаясь согреться. Потом потерла правую щеку, удивленная и рассерженная собственными чувствами.
«Похоже, он решил порвать со мной, только не знаю почему. Думаю, он этого хочет, но никак не наберется храбрости, чтобы сказать…»
Перемены, причины которых она не понимала, теперь отравляли каждую их встречу. Он занимался с ней любовью без прежней нежности, был груб, постоянно торопился, почти не целовал ее и не говорил ласковых слов. Что ей было делать? Она не могла изменить то, что с ним происходило, и не могла перестать любить его.
Она чувствовала растерянность и все чаще говорила себе, что их отношения скоро закончатся. Эти мучительные мысли не давали ей спать по ночам. Сегодняшняя ночь, похоже, тоже обещала стать бессонной.
– О Боже… – выдохнула Августа, продолжая молча плакать.
Когда позже она открыла глаза, то поняла, что все-таки уснула. Замерзая рядом с Чарльзом, она закуталась в одеяло и обозвала себя плаксой.
– О Боже…
И снова слезы. Снова отчаяние.
Августа всегда гордилась своей силой и независимостью. И она не собиралась и дальше терпеть всю эту муку только потому, что позволила себе попасть в ловушку привязанности. Да, она любила Чарльза, но если ценой этой любви было постоянное горе, она отказывалась платить. Эта война так быстро не закончится, а у нее не было сил принуждать Чарльза к чувствам, которых он больше не испытывал.
Он хочет встряски? Сильного лекарства? Что ж, утром он его получит. Снова ощутив себя в безопасности, Августа заснула.
Утром у Чарльза на уме было совсем другое. Вскоре после рассвета он быстро вошел в кухню, засовывая за пояс серую рубашку и поправляя подтяжки. Августа едва успела поздороваться, как он заявил:
– Вчера я хотел кое-что сказать насчет Ричмонда. В любой день…
– Начнутся сражения, – перебила она. – Чарльз, ты считаешь меня идиоткой? По-твоему, я нуждаюсь в постоянных наставлениях от мужчины, уверенного, что только
Лицо Чарльза вытянулось. Он придвинул к себе табурет, зажег сигару и сел к столу.
– Да что с тобой? – спросил он.
Августа швырнула ложку на плиту и быстро подошла к нему:
– У меня возникло сильное желание кое-что выяснить. Если я для тебя важна, то и веди себя соответственно. Я устала оттого, что ты вваливаешься сюда, когда тебе вздумается. Наедаешься… получаешь то, что хочешь, и постоянно ворчишь и ругаешься, как последний грубиян.
Чарльз выдернул изо рта тлеющую сигару:
– Вас больше не устраивает мое общество, миссис Барклай?
– Нечего сверкать на меня глазами! Я для тебя теперь только прачка, кухарка и шлюха – в одном лице!
Чарльз вскочил:
– Во время войны у людей нет времени на все эти нежности!
– Только не в моем доме, Чарльз Мэйн! А иначе сюда и приходить незачем! Каждый раз, когда ты здесь, ты ведешь себя так, словно хочешь поскорее уйти. Если это действительно так, скажи, и покончим с этим наконец! Поверь, – («Пожалуйста, не надо!» – кричал ей внутренний голос, но она уже не могла остановиться), – когда ты в таком настроении, счастья от тебя мало.
Во дворе две куры с кудахтаньем убегали от петуха. Бос колол дрова и весело напевал «Год освобождения», заменяя слова простым «ля-ля-ля». Чарльз пристально смотрел на Августу; его глаза над темными кругами, появившимися после возвращения из Пенсильвании прошлым летом, казались огромными. Она вдруг увидела в них почти детский испуг.
Замирая от радости, она не осмелилась улыбнуться. Но гнев ее улетучился. Теперь они могли поговорить. Спокойно, без нервов, чтобы спасти…
Раздался резкий стук. На кухонном крыльце стоял Вашингтон:
– Там всадник…
Снаружи уже слышался топот копыт и звон упряжи. Чарльз схватил кобуру, висевшую на спинке стула, достал из нее шестизарядный кольт и пригнулся, когда мимо бокового окна проплыло круглое лицо какого-то всадника в шляпе. Потом выпрямился, повесил ремень с кобурой на плечо и открыл кухонную дверь.
– Что ты здесь делаешь, Джим? – спросил он.
– Ужасно неудобно тебя беспокоить, Чарльз, но тут письмо привезли. Вчера вечером, около десяти. С добрым утром, миссис Барклай.
Пиклз достал из шляпы измятое письмо и протянул его Чарльзу.
– С добрым утром, Джим. – Августа медленно вытерла о фартук одну ладонь, потом другую; шанс был потерян.
– Тут написано – из министерства. – Джим показал на конверт. – Лично и конфиденциально. Вот ведь завернули, да?
– Выглядит так, словно его закапывали в землю футов на шесть.
– Ага, похоже. Человек, который его принес, сказал, что оно было в целой связке писем и пакетов, которые кто-то переправлял через лес рядом с Этли-Стейшн. Курьера нашли застреленным, но, думаю, не сразу, потому что его мешок был открыт, а вся почта разбросана. Может, солдаты Киллпатрика постарались. В общем, это письмо чуть было не пустило корни там, в лесу, как говорится.