Север и Юг. Великая сага. Компиляция. Книги 1-3
Шрифт:
– В Этли-Стейшн генерал Хэмптон и три сотни наших первого марта устроили Киллпатрику засаду, – сказал Чарльз Августе. – Мы так громко орали, что они решили, будто нас все три тысячи, не меньше. – Он уже сломал печать и разворачивал лист; утренний ветер трепал его длинную бороду. – Ты не ошибся, Джим. Написано еще в феврале. Это от моего кузена Орри, полковника.
Чарльз потрясенно дочитал письмо до конца, а потом передал Августе. Оно состояло из одного длинного абзаца, написанного красивым, уверенным почерком со всеми положенными росчерками и завитушками. Когда Августа прочла, Чарльз
– Билли Хазард в тюрьме Либби. Полумертвый, если верить Орри.
– Ты говоришь о каком-то янки?
– Это мой старый друг из Вест-Пойнта. Я тебе о нем рассказывал.
– О да, – без особого энтузиазма откликнулся молодой разведчик. – И что собираешься теперь делать?
– Поеду в Ричмонд прямо сейчас, встречусь с Орри. Все, иду собираться. – Возвращаясь в кухню, Чарльз вдруг остановился и повернулся к Джиму. – А ты забудь, что я сейчас сказал. Ты ничего не слышал, понял?
Быстрый стук его каблуков затих в доме. Джим Пиклз спрыгнул с коня, потянулся под солнышком, почесал под мышками, глядя на красных овсянок, порхающих над дубами перед домом.
– Значит, Чарли поедет в Ричмонд, да? Я, вообще-то, так и думал. Ну ладно, сейчас вроде затишье. Не иначе как перед бурей. Генерал Хэмптон пока в Колумбии, пытается собрать три новых полка, так что Батлер и другие старички получат небольшую передышку. Слушайте, миссис Барклай, а можно я вам кое-что покажу?
Августа неохотно отвела взгляд от пустой кухни:
– Конечно, Джим.
Он достал из кармана рубашки маленькую квадратную коробочку из дешевого желтого металла:
– Вот такая красота! Два дня назад получил. Сестры сбросились и купили для меня.
Он открыл коробочку, в которой находился овальный амбротип с портретом неулыбчивой женщины средних лет в черном платье. Ее лицо казалось высеченным из гранита, вот только гранита отсекли маловато.
– Это моя мама! – с гордостью сообщил Джим. – Хорошая фотография, просто отличная. Она одна нас растила, когда папа умер. Мне четыре было, когда он пошел охотиться на оленя с другими парнями и его случайно подстрелили в ногу. Он только две недели и протянул. Мама в последний год-два не очень хорошо себя чувствует. Обо мне тревожится. Я ее люблю больше всех на свете, и мне не стыдно об этом говорить. Я бы ради нее в огонь пошел.
– Это очень похвально, Джим, – сказала Августа, возвращая коробочку.
Появился Чарльз. Он был в шляпе, залатанной куртке и с маленьким полотняным мешком, в котором брал с собой бритву и курево. Нежно сжав руку Августы, он поцеловал ее в щеку:
– Ты все-таки подумай насчет Ричмонда.
Августа, чувствуя отчаяние оттого, что им так не удалось как следует поговорить, не выдержала:
– Я не твой новобранец, чтобы мне приказывать! Я тебе уже говорила, что сама принимаю решения.
Глаза Чарльза вспыхнули.
– Хорошо. Мы поговорим об этом в следующий раз. – Это была не просьба, а предупреждение.
– Если я буду здесь, – ответила Августа, сложив руки на груди.
– Ты сегодня не слишком-то любезна.
– Как и ты. И я поражена твоей нежной заботой о друге-янки. Мне казалось, ты мечтаешь перебить их всех до единого.
– Я еду в Ричмонд,
Августа ворвалась в кухню и захлопнула за собой дверь. Услышав стук копыт сбоку от дома, она даже не отошла от плиты, чтобы посмотреть в окно. Жаркое уже сгорело. Окончательно.
Когда стук почти затих, Августа бросилась к окну, больше не сдерживая слез. Но сколько она ни всматривалась, она уже не увидела ничего, кроме облака пыли там, где дорога на Фредериксберг терялась в зеленеющих лугах.
На полпути к столице Чарльз дал Бедовому отдохнуть у освещенного солнцем ручья. Пока серый пил, Чарльз перечитал письмо Орри. Почему он так бросился отвечать на эту просьбу? Что хорошего это ему даст? Не больше, чем затянувшиеся отношения с Гус. Война изменила очень многое.
Чарльз сел на почти вросший в землю камень рядом с бурлящим ручьем и прочитал письмо в третий раз. Старые воспоминания и эмоции начали понемногу подтачивать суровое чувство долга. Разве Мэйны и Хазарды – ну почти все из них – не поклялись, что узы дружбы и любви друг к другу переживут молотилку этой войны? Ведь Орри писал ему не просто о каком-то янки. Он писал о его лучшем друге. И о муже его кузины Бретт.
Это была одна из цепей. Другая, выкованная в Академии, тоже не могла быть с легкостью разорвана или отброшена. И многие офицеры, ведущие солдат против своих старых товарищей по учебе, давно это поняли.
Чарльз спрятал письмо в карман, стыдясь того, что его первым порывом было не обращать на него внимания. Он сам себе давно уже не нравился – из-за таких вот порывов и по многим другим причинам. Он закурил еще одну сигару и помчался в сторону Ричмонда.
Глава 98
Позже Юдифь поняла, что эта катастрофа была неизбежна. Все ее признаки она наблюдала уже давно.
Купер редко спал больше двух часов за ночь. Часто он вообще не приходил домой, а просто расстилал одеяло на полу в конторе и ложился там. Люциуса он тоже измучил до крайности, и однажды молодой человек все-таки набрался храбрости и тайком спросил у Юдифь, неужели она не может ничего сделать, чтобы хоть немного замедлить безумный бег мужа.
Люциус намекнул, что некоторые из заданий, которые ему дает Купер, не имеют никакого смысла. Ее это не удивило – она уже давно видела, что переутомленный мозг ее мужа часто путает движение с целью.
Она пообещала Люциусу что-нибудь предпринять. И действительно вскоре поговорила с Купером, очень мягко и деликатно, однако лишь вызвала его гнев, после чего он перестал появляться на Традд-стрит целыми днями.
Поскольку теперь он взрывался без всякой очевидной или объяснимой причины, то и предсказать, когда произойдет этот взрыв, чтобы избежать его, было невозможно. Единственное, что могла еще сделать Юдифь, – это стараться поддерживать в доме тишину, когда Купер приходил домой. Мари-Луизе было запрещено играть на пианино или петь, хотя Юдифь пришлось даже поссориться с дочерью из-за этого. Юдифь больше не приглашала гостей и сама отказывалась от приглашений.