Север и Юг. Великая сага. Компиляция. Книги 1-3
Шрифт:
Что ж, в этом миссис Халлоран была не одинока. И ее слова прозвучали убедительно. Орри продолжал постукивать пальцами по столу. За закрытой дверью Джонс жаловался на какую-то ошибку в документе.
– У вас есть что-то еще?
– Других фактов нет, полковник. Хочу только еще раз пообещать, что если вы начнете расследование, то увидите, что каждое мое слово – правда. Но если вы не дадите делу ход и по какой бы то ни было причине проигнорируете то, что я вам рассказала, смерть президента ляжет на вашу совесть.
– Тяжелая ноша. – В тоне Орри в первый раз появились нотки неприязни.
– Она теперь ваша, полковник. Хорошего дня.
– Одну минуту… – (Миссис Халлоран уже поднималась
От ее напряжения не осталось и следа, она чувствовала лишь облегчение и огромную радость. Длинное, изрезанное морщинами лицо Мэйна, его терпеливая манера слушать, а главное – его гнев, когда она намеренно задела его совесть, а также его скрытая, но ощутимая сила – все это окончательно убедило ее в том, что чутье ее не подвело. Это был правильный выбор. Полковник Мэйн оказался именно тем человеком, которого она в нем увидела. Тем человеком, который был ей нужен.
– Спасибо, полковник, – улыбнулась она. – Я готова сотрудничать, если мое имя нигде не будет упомянуто.
– Постараюсь с уважением отнестись к вашей воле, но обещать не могу.
Бердетта заколебалась, подумала о Пауэлле. Потом пробормотала:
– Понимаю. Хорошо, я согласна с вашими условиями. Что вы предпримете для начала?
– Вот этого я сказать не вправе. Но могу заверить вас в одном: ваше сообщение не останется без внимания.
Она увидела, как блеснула сталь в его глазах, и поняла, что спорить и задавать вопросы дальше бессмысленно. Не важно. Она запустила механизм. Пауэллу конец.
– Разумеется, я обещал, что мы примем меры, – объяснял Орри жене тем же вечером. – А что еще я мог сказать женщине, которая изображает искренность? – Мадлен отметила слово «изображает», а Орри продолжал: – Я не сказал ей, что мы предпримем, потому что, черт бы меня побрал, если бы я знал, что тут можно предпринять. Я и теперь не знаю. Но кое в чем я ей не соврал. Сообщения о заговорах поступают регулярно. Но это… Не могу объяснить чем, но оно отличалось от других. И не потому, что эта женщина убедила меня. Думаю, она хочет кому-то отомстить или навредить. Возможно, Пауэллу. Однако меня тревожит один вопрос: зачем бы ей выдумывать такое количество конкретных деталей, если мы можем проверить их за час? Неужели она так глупа? Не похоже. Может, у нее такой способ мести. А может, это действительно правда.
– Пауэлл… – повторила Мадлен. – Этот тот самый Пауэлл – деловой партнер Эштон?
– Да, он.
– А если заговор существует, она тоже может быть в него вовлечена?
Орри думал всего мгновение.
– Нет, едва ли. Эштон уж точно не фанатик идеи раскола. Кроме того, по моему личному убеждению, те, кто пытается изменить историю с помощью убийств, страдают сразу несколькими формами расстройства ума. Первая и самая очевидная – оправдывать убийство, считать его великим подвигом во имя будущего. И другая, уже не такая очевидная – не думать о последствиях лично для себя. Эштон ничего не слышала о самопожертвовании, а если бы услышала, то лишь посмеялась бы. Эштон волнует только сама Эштон. Я еще могу поверить, что Джеймс способен рискнуть и ввязаться в какую-то безумную политическую авантюру, но только не моя сестра.
Мадлен кивнула.
– Но тебя еще что-то беспокоит?
– Да. Отказ той женщины обратиться к Уиндеру. Ее рассказ был идеально преподнесен. Казалось бы, Уиндер – первый человек, к которому следовало пойти в первую очередь. Он бы арестовал Пауэлла, запер его в камеру, а уж потом начал разбираться. Но вместо
– Какая?
– Бомбы замедленного действия. Я впервые слышал, чтобы они упоминались в связи с задуманным убийством политика. Ножи, пистолеты – да, но не бомбы. Именно эта маленькая деталь в ее рассказе заставила меня напрячься, а вовсе не ее намеки на мою личную вину за то, что в результате нашего бездействия беда все же случится.
– Ты пойдешь к министру?
– Не сейчас. И к Уиндеру тоже не стану обращаться. Но я намерен сам проехаться вдоль реки.
Мадлен прижалась щекой к его правому рукаву:
– Но это может быть опасно.
– А если я этого не сделаю – может случиться несчастье.
Глава 97
– А потом…
Чарльз прервал рассказ, чтобы затянуться сигарой, докуренной почти до конца. Чем больше она уменьшалась, тем сильнее становился запах.
Августа плохо переносила дым, поэтому отодвинулась и повыше натянула на себя легкое одеяло. Огонек сигары погас; бледная грудь Чарльза исчезла в темноте.
Хотя она наверняка не призналась бы в этом даже самой себе, но то, что он ничего не сказал, когда она отодвинулась, даже не взял ее за руку, причинило ей боль. Пусть небольшую, но в последнее время такое случалось все чаще. Это угнетало ее. Теперь она больше не могла защищаться броней слов, как раньше, и без своей привычной стены насмешливости чувствовала себя уязвимой.
– …Хьюго Скотт, Дэн и я спустили в реку несколько бревен, – продолжал Чарльз, – ухватились за них и перебрались на другую сторону. Вода была жутко холодной, а в темноте казалась еще холоднее. – Он говорил тихо, задумчиво, как будто блуждал где-то в своих мыслях, что отчасти так и было.
Почти всю зиму их часть стояла лагерем у разъезда Гамильтон. Это было не очень далеко от фермы, но чаще от этого она его видеть не стала. Большую часть времени Чарльз проводил на заданиях. Его сегодняшний приезд, как обычно, застал ее врасплох. Он прискакал сразу после наступления темноты, жадно проглотил ужин, который она приготовила на скорую руку, потом схватил ее за руку и повел в постель, утолив другой голод с такой же скоростью и жадностью, какие проявил за столом. От былой обходительности не осталось даже следов, хотя и это было не слишком важно. Война принесла много перемен, изменила она и Чарльза, вышибив из него южные манеры.
Он рассказывал ей о событиях последнего месяца, когда были совершены кавалерийские рейды на Ричмонд.
– Вы перебрались на вражескую сторону, а дальше? – попыталась она вывести его из задумчивости.
– Дальше делали то, что обычно делают разведчики. Ты достаточно давно со мной, чтобы это знать.
– Прости мою забывчивость.
Она мгновенно пожалела о своих словах. Но сожаления были ни к чему. Чарльз сел повыше в постели, откинулся на скрипучее изголовье и отвернулся к открытому окну, глядя на медленно колыхавшиеся занавески. Апрельская ночь пахла землей, которую днем вспахали Вашингтон и Бос. На пастбище за амбаром, где после дождя в низинах собралась вода, квакали лягушки.