Север и Юг. Великая сага. Компиляция. Книги 1-3
Шрифт:
– Я могу тебе ответить только то, что уже говорила, – сказала она. – Денег нет.
На этот раз пухлая учительница, казалось, все-таки потеряла свое ангельское терпение:
– Зато у вашего друга Джорджа Хазарда их более чем достаточно.
Мадлен остановилась.
– Пруденс, – резко произнесла она, – я уже говорила, что не стану просить денег у лучшего друга Орри. Если мы не можем выжить своим собственным умом и предприимчивостью, то заслуживаем неудачи.
– Может, это и благородно, но образованию мало поможет.
– Мне жаль, что ты сердишься. Возможно,
– Да ну вас! Что плохого в том, чтобы попросить небольшую помощь у очень богатого человека, который…
– Нет! – оборвала ее Мадлен, с горечью подумав о том, что едва ли сумеет осуществить свою мечту о возрождении Монт-Роял, если не способна даже в такой малости помочь школе. – Обещаю, мы как-нибудь найдем деньги.
Пруденс бросила на нее холодный взгляд. Домой женщины вернулись в молчании. Прошло не меньше часа, прежде чем они помирились. Мадлен заговорила первой, хотя Пруденс явно хотела того же. Но все равно, уже лежа в постели, Мадлен сознавала, что не сможет выполнить данного обещания, и эта мысль мешала ей уснуть.
Он, сверх надежды, поверил с надеждою [122] . Может быть, Пруденс все еще была таким человеком, но она – нет.
122
Послание к римлянам апостола Павла, глава 4.
Глава 30
Поздним вечером одной из дождливых суббот того же месяца кеб привез Вирджилию к маленькому кирпичному дому на Южной Би-стрит сразу за Капитолием. Ее мрачность была еще более заметной рядом с живописным палисадником, где белоснежные цветы двух кизиловых деревьев оттеняли яркую желтизну нарциссов, а сладкий запах цветущего жасмина словно говорил, что после долгой зимы наконец пришло время надежд.
Лицо Вирджилии было напряженным, даже суровым. Она позвонила в колокольчик и тепло обняла Лидию Смит, экономку. Потом прошла следом за ней в гостиную, где хозяин уже ждал ее возле стола с серебряным чайным сервизом.
– Тад…
У нее перехватило дыхание. Тад был совсем седым; последний раз они виделись несколько месяцев назад, но за это время он сильно сдал и даже из кресла навстречу ей встал с видимым трудом.
Лидия отдернула гардины, чтобы впустить побольше тусклого света, но от этого Стивенс не стал выглядеть лучше. Экономка извинилась и вышла из комнаты. Стивенс снова сел в кресло. Сквозь шум дождя Вирджилия слышала его тяжелое дыхание.
– Простите, что так долго не откликалась на ваше приглашение, – сказала она. – Обычно по субботам я работаю, но сегодня из Балтимора приехал племянник мисс Тивертон и отпустил меня на весь день.
– Как там старушка? Сколько вы уже у нее в компаньонках?
– Десять месяцев. – Вирджилия налила немного сливок в горячий чай и отпила глоток. – В следующий вторник ей исполняется девяносто.
– И что входит в ваши обязанности?
– В основном просто сидеть с ней. Следить, чтобы она была умыта и опрятна. – В ответ на гримасу Стивенса она добавила: – Ничего тут ужасного нет. Во время войны у меня были обязанности и потяжелее в полевом госпитале.
– Вы, конечно, держитесь очень мужественно, но хотелось бы знать, что вы чувствуете на самом деле.
Вирджилия устало вздохнула:
– Надоело до тошноты. От однообразия просто мутит. В Корпусе медсестер я хотя бы помогала людям выздороветь, но мисс Тивертон никогда не поправится. Так что я просто нянька при ней. Однако привередничать не приходится – работы для одиноких женщин почти нет. Это все, что я смогла найти.
– Пожалуй, мы смогли бы это исправить… – Стивенс хотел сказать что-то еще, но тут серебряная ложечка выскользнула из его пальцев, он наклонился, чтобы поднять ее, и вдруг схватился за спину, а потом очень медленно выпрямился. – О Боже, Вирджилия, как же неприятно стареть!
– Вы неважно выглядите, Тад.
– Климат этого проклятого города обострил мою астму. Мне трудно дышать, и у меня почти постоянно болит голова. Чаще всего причина головных болей – наша вечная ругань с этим болваном из Белого дома.
Вирджилия следила за его борьбой с президентом по публикациям в «Стар», но сама чувствовала себя невероятно далекой от политических войн в огромном тихом особняке мисс Тивертон в Джорджтауне.
Когда они начали обсуждать недавние события, конгрессмен наклонился к ней, и его парик, как обычно, немного съехал вбок. Вирджилия выразила свое презрение к семимиллионной глупости госсекретаря Сьюарда – покупке у России никому не нужных, покрытых льдом территорий Аляски. Стивенс не смог ни подтвердить, ни опровергнуть слухи о том, что Джефферсон Дэвис скоро будет выпущен из форта Монро до начала суда, после уплаты какого-то огромного залога.
Вскоре они вернулись к противостоянию республиканцев конгресса и президента. Чтобы еще больше ограничить власть мистера Джонсона, был проведен закон, запрещающий ему непосредственно командовать армией. Любые приказы должны были передаваться генералом Грантом, который поддерживал радикалов; ходили даже слухи, что он станет их кандидатом на президентских выборах. Второй закон, о высших должностных постах, еще более открыто бросал вызов президенту. Теперь он не мог без согласия сенаторов увольнять любых чиновников, утвержденных в своих должностях сенатом.
– Нашей самой насущной проблемой остается Юг, – продолжал Стивенс. – Эти проклятые аристократы в легислатурах южных штатов отказываются созывать конвенты, как того требует закон о реконструкции. Мы провели дополнительный закон, предоставляющий больше власти командующим военными округами, чтобы запустить механизм регистрации избирателей, так что с этим, думаю, мы справимся. Джонсон своими бесконечными спорами всячески препятствует нам и пытается помешать на каждом шагу. Он не понимает базового принципа.