Север и Юг. Великая сага. Компиляция. Книги 1-3
Шрифт:
Серая Сова вернул ему карту.
И улыбнулся.
Один из солдат подбросил в костер еще буйволиного кизяка. А замкнутость Серой Совы, казалось, таяла на глазах под натиском его пылкого восхищения перед Маджи.
– Шаманы моего народа вознесли бы тебе почести, – сказал он.
– Шаманы? – Маджи явно не знал этого слова. – Ты о тех индейцах, которые умеют фокусы представлять?
Теперь Серая Сова не знал, что такое фокусы.
– Магию? – переспросил он. – Да. У них есть очень сильные снадобья. Я видел, как они превращают белые птичьи перья в белые камни. Видел, как тело шамана незаметно
Маджи прищурился.
– Туннель! – заявил он. – Наверняка они как-то пользуются туннелем…
– А еще однажды видел, как шаман отрезал кому-то голову, а потом вернул ее на место. Ты бы стал большим человеком среди шайеннов, что творят чудеса. Тебя бы почитали. И боялись.
Маджи задумчиво посмотрел на колоду.
– Запомни это на случай, если придется спасать свой скальп, – сказал ему Чарльз.
Всю неделю, что они провели в гарнизоне, пополняя запасы продовольствия и приводя в порядок конскую упряжь, Чарльз каждый день ждал, что почта доставит ему письмо от Уиллы. Он даже признался себе, что очень хочет этого. Но письмо так и не пришло. Сам он дважды начинал писать ей, но оба раза виноватый тон, который проникал на страницы, раздражал его и он рвал письма. В утешение пришла весточка от генерала Дункана, с вложенным в конверт орлиным пером – подарком малыша Гуса.
Наконец отряд снова отправился в дозор. Набеги воинственных племен продолжались. Военные сообщества индейцев продолжали шататься вокруг и совершать нападения. Боевой дух на Равнинах разгорался так же жарко, как июльское солнце.
Теперь Серая Сова разговаривал с Чарльзом. Даже время от времени улыбался. Они поладили. Проводником он оказался опытным, не в пример Большой Руке, и все приказы выполнял без вопросов. Однако Чарльз по-прежнему ничего не знал о том, почему Серая Сова расстался со своим народом. И пока это оставалось тайной, он не мог в полной мере доверять шайенну.
По пути им встретились трое индейцев-арикара. Троица была очень сердита и пожаловалась им на владельцев нового вискового ранчо, появившегося не так давно в полудне пути на юг. Братья-полукровки, владевшие ранчо, продавали оружие и самодельный виски, перебрав которого один из индейцев чуть не умер.
Чарльз счел историю вполне правдоподобной и повернул отряд на юг. Подобные ранчо были не чем иным, как салунами, открытыми в глуши ради наживы не слишком чистоплотными людьми, которые вооружали индейцев и продавали им спиртное. Солдаты нашли ранчо среди песчаных холмов, окружили его и после нескольких выстрелов без труда арестовали хозяев.
Оружие, которым торговали горе-дельцы, оказалось ржавыми короткоствольными «хокенами» крупного калибра, сделанными братьями Хокен в их мастерской в Сент-Луисе. Судя по состоянию винтовок, Чарльз решил, что произведены они еще в двадцатые годы. Темно-коричневое пойло, выдававшееся здесь за виски, скорее всего, гнали из какого-нибудь зерна, добавляя туда жгучий перец, табачный сок и другие адские ингредиенты. Даже умирающий от жажды путник в пустыне и то хорошенько подумал бы, прежде чем пробовать эту отраву.
Заодно эти двое жалких торговцев продавали услуги маленькой грустной толстухи из команчей, которая рассказала
Когда Чарльз сказал, что намерен отправить торговцев в форт Харкер и передать их Индейскому бюро, старший брат вдруг впал в истерику и стал кричать, что боится тюрьмы. Внезапно он сунул правую руку за пазуху, и Чарльз прострелил ему обе ноги, прежде чем рука появилась снова.
Маджи опустился на корточки рядом с раненым, который был без сознания, осторожно приподнял отворот его куртки и вынул что-то из его ослабевших пальцев. Чарльз увидел свернутые в трубочку банкноты.
– Взятку хотел дать, – сказал он, рассмотрев деньги. – Бумажками Конфедерации, идиот чертов!
Он подбросил банкноты в воздух; ветер тут же подхватил их и закружил вихрем этот бесполезный, ничего не стоящий мусор.
– Никогда не знаешь заранее, что прячет человек за пазухой, – пробормотал Чарльз, взглянув на истекающего кровью торговца.
Позже, вечером того же дня, расстроенный Уоллис шепотом сказал Маджи:
– Он не должен был стрелять в того парня.
– Нет, должен, – ответил Маджи, не оправдывая командира, а просто признавая его правоту.
Женщину Чарльз отпустил, а братьев под конвоем из двух солдат отправил в форт. Ранчо было сожжено. Произошло это двадцать восьмого июля, в тот самый день, когда Джордж А. Кастер был арестован и отдан под трибунал за самовольную отлучку из форта Уоллас.
Огонь войны на Южных равнинах распространялся все дальше, теперь он охватил и север. Первого августа на сенокосном лугу возле форта С. Ф. Смита, рядом с Бозманским трактом, отряд из тридцати двух человек – военных и штатских – успешно отразил нападение нескольких сот шайеннов. На следующий день в другой стычке, позже названной Сражением у фургонного лагеря, охранявшая лесорубов небольшая группа пехотинцев из форта Фил-Кирни выдержала натиск намного превышавших их численно сиу, которых вел Красное Облако.
Очень скоро окрыленные успехом военные по вполне понятным причинам увеличили число нападавших шайеннов до восьмисот, а сиу – до тысячи. Эти случаи породили новую уверенность. Племена Равнин больше не были непобедимыми. Они лишь казались неуязвимыми, потому что солдаты, воевавшие по правилам, не могли приспособиться к партизанской тактике индейцев. Прямых же столкновений с солдатами индейцы чаще всего не выдерживали.
Чарльз услышал все это, снова вернувшись в форт Харкер, и проклял свое невезение, которое помешало ему оказаться в нужное время в нужном месте.
Для Десятого день схватки на сенокосном лугу стал даже более важным. Капитан Армс и его тридцать два кавалериста из роты «F» преследовали шайеннов до самого Салина, настигли их, но потом были вынуждены отступать с боем целых пятнадцать миль. В этой перестрелке Билл Кристи, бывший фермер из Пенсильвании и всеобщий любимец, получил смертельное ранение в голову. Ловетта Барнс разрезала большой кусок крашеной черной материи на полоски, ее муж раздал их всем офицерам и рядовым роты «С», которые поместили траурные повязки на левый рукав. Другие роты последовали их примеру. Десятый оплакивал своего первого убитого, павшего в бою.