Север помнит
Шрифт:
Ущелье быстро превратилось в запутанный лабиринт из камней и снега. Над головой, закрывая солнце, нависали глыбы ломкого льда, временами они с треском и грохотом падали вниз. Шаг у Энгая был легче, чем у остальных, поэтому лучник шел впереди, прокладывая безопасную тропу.
Санса двигалась, ни о чем не думая. Ее ладони были содраны в кровь даже несмотря на перчатки; старые волдыри прорывались и кровоточили, а поверх них вздувались новые. Ей ни разу в жизни не приходилось прилагать такие усилия, и каждая мышца в ее теле отзывалась тупой непрекращающейся болью. Но она не жаловалась. От жалоб путь не станет легче.
После полудня облака
– Держитесь вместе! – крикнул Торос. Его потертая красная ряса хлопала на ветру, словно знамя. – Вряд ли дикари выйдут на охоту по такой погоде, но не стоит обольщаться. Будьте осторожны. Очень осторожны!
Сбившись в кучу, спотыкаясь и оскальзываясь, словно слепые, разбойники шли по снежному панцирю, покрывающему узкую каменную кромку. Санса держалась за идущего впереди Джендри; его невозмутимый вид внушал ей уверенность. Шаг, еще шаг. Она справится, ей не дадут упасть. Шаг, еще шаг, еще шаг. Сильно похолодало; Сансе казалось, что ей уже никогда не удастся согреться. Она стала королевой зимы, промерзшей до костей. Я Старк из Винтерфелла. Волчица. Если им всем удастся пройти через это…
Краем глаза Санса заметила, как среди белизны метнулось что-то серое, и она поняла, что ее мать падает вниз. Леди Бессердечная даже не вскрикнула, из ее разорванного горла не вырвалось ни звука. Ее ногти процарапали глубокие борозды в снегу; Харвин попытался было схватить ее за руку, но в его пальцах осталась только размотавшаяся повязка. Миг – и леди Кейтилин исчезла.
Санса понимала, что леди Бессердечная – всего лишь пустая оболочка, оставшаяся от покойной Кейтилин Старк, и это бренное тело истерзано подъемом, изнурительным даже для живого человека, но это не имело никакого значения. Без нее ничего не получится, тогда вообще не имеет смысла идти в Долину. Леди Бессердечная – единственный козырь, который у нее есть. Но дело не только в этом. Она была моей матерью, и я всегда буду любить ее.
Не обращая внимания на Джека, попытавшегося перехватить ее, Санса ринулась вниз по склону. Ее сшибло с ног, завертело, подбросило в воздух и ударило о землю. Наконец ей удалось остановиться. За корсаж набился снег, так что от холода перехватило дыхание, глаза заливала теплая кровь. Санса доползла до следующего уступа, ухватилась за него, заглянула вниз…
И увидела ее. Там, внизу.
Мертвая женщина лежала у подножия скалы, безжизненно распростершись на снегу. Она не двигалась. Нет… нет…
– Матушка, - со слезами позвала Санса, свесившись вниз, насколько это было возможно, и хватая пальцами воздух. – Матушка, вот моя рука.
Леди Бессердечная слабо пошевелилась и подняла голову. Невозможно было сказать, какие чувства отразились в ее красных глазах, - и были ли в них какие-нибудь чувства. Медленно, судорожно она подалась вперед, но вдруг замерла. На повязках, которые чудом уцелели на ее ладонях, запеклась темная кровь; бледные мертвые руки безвольно лежали на камнях, а снег и ветер хлестали по ним что было мочи. Зима заключила леди Бессердечную в свои объятия.
Санса свесилась еще ниже, чудом сохраняя
– Матушка! – снова крикнула она. У нее больше никого не осталось, и она ее не бросит. – Я здесь! Хватайся за меня! Прошу!
Леди Бессердечная, казалось, поколебалась. Она не пыталась спастись или ответить на мольбы дочери; в том создании, в которое она превратилась, не осталось желания жить. Даже если бы она ухватилась за Сансу, склон над ними был слишком крутым. Санса боялась, что им вдвоем не удастся подняться наверх. Девушка набрала в легкие воздуха, чтобы позвать Джендри или Джека…
И в этот миг – Сансе подумалось, что боги ответили на ее молитвы, - кто-то схватил ее сзади и рывком поднял в воздух. Решив, что это кто-то из Братства, она не сопротивлялась, ослабев от облегчения… но тут ее голову резко запрокинули назад, и она почувствовала у горла холодное прикосновение ножа.
Горцы. Они нашли нас. Но если они захватили Братство без нее – весь ее план, все ее надежды…
– Это девка! – гортанно выкрикнул ее похититель на общем языке. – Это девка!
С ужасом чувствуя, как лезвие ножа царапает ей шею, Санса все же ухитрилась приподнять голову, вдохнуть немного воздуха и придушенно пискнуть:
– Тиметт! Тиметт!
Воцарилась тишина. Потом ее повернули и швырнули на спину, выбив из нее дух в третий раз за последние несколько минут. В глазах заплясали искры, но ей удалось различить возвышающиеся над ней три или четыре массивные фигуры, закутанные в шкуры. Горцы разглядывали ее с нескрываемым подозрением. Между круглыми шлемами из вареной кожи и плохо подогнанными железными нагрудниками виднелись лица, заросшие густыми бородами. В глазах дикарей не отражалось ни малейшего намека на узнавание или сочувствие.
– Тиметт? – прорычал один из них и сапогом с костяными шипами пнул Сансу по ребрам за то, что она не ответила сразу. – Чего тебе надо от Красной Руки, малявка?
– Я хочу… поговорить с ним. – Санса пыталась уклониться от пинков. Я выдержу, я сильная. Меня били по приказу Джоффри, и я осталась жива, - но ей вовсе не хотелось проверять, хватит ли у нее сил. – Про Тириона. Полумужа. Пожалуйста!
Обгорелый явно усомнился в правдивости ее слов, но тут один из его товарищей кивнул. Видимо, имя ее лорда-мужа подействовало – впервые Санса была рада тому, что она пока еще может считаться леди Ланнистер. Она попыталась высмотреть мать или кого-нибудь из Братства, но ее подхватили под руки и потащили прочь, волоча ногами по камням.
Обгорелые обменивались возгласами, пробираясь сквозь усиливающийся снег. Из снежного марева, словно духи, появились другие дикари, - судя по их количеству, это был отряд налетчиков. В Орлином Гнезде Санса наслушалась историй о том, какими наглыми и кровожадными стали горные кланы. Теперь – или все, или ничего. Или она убедит Тиметта в том, что говорит правду, либо ее ждет ужасный конец, а Мизинец будет спокойно править Долиной до конца дней своих.
Санса сосредоточилась на единственном, что могла контролировать, - собственном дыхании, пока горцы волокли ее за собой. Странно, но ей совсем не так страшно, как должно быть; видимо, сильнее бояться уже невозможно. Она всем сердцем молилась, чтобы ее спутники остались в живых и чтобы ей удалось объяснить все Тиметту, до того как его соплеменники воспользуются приятным случаем. Лицо и губы у нее онемели от холода, ей и думать-то удавалось с трудом, не то что говорить. Но у нее нет другого выхода, это ее единственная…