Север помнит
Шрифт:
Наконец, с наступлением сумерек она добралась до побережья. Далеко в море она различила серые камни Сестер, и ее сердце забилось от волнения. Теперь я знаю, где нахожусь, осталось недолго. Белая Гавань стала ее надеждой. Я могу переждать там, пока все не закончится, Мандерли укроет меня. Правда, это недостаточно далеко, чтобы удержать Мизинца.
Вокруг паромной переправы теснилась небольшая деревенька, и Санса, умирая от страха, направилась туда. Девушка верхом на боевом коне, без сомнения, привлекает к себе внимание, и не все люди бескорыстны. Но ее желудок ныл от голода, она выбилась из сил, замерзла, была напугана и совсем
Как и ожидалось, рядом с гаванью находился небольшой постоялый двор, и рябой конюх принял у нее лошадь, не задавая вопросов. Нервно перебирая монеты в кармане, Санса вошла внутрь.
В гостинице было не очень-то людно. Низкие балки почернели от торфяного дыма, едко пахло перебродившим элем, немытым телом и нестираной одеждой. Никто не обратил на нее внимания, и ни один человек не был похож на убийцу – просто усталые рыбаки и небогатые торговцы, которые объезжали горы Долины и мелкие городишки на берегах Пасти и на Перстах. Хозяин в грязном фартуке нервно прохаживался по общему залу, но, наткнувшись на Сансу, остановился.
– Что?
Санса сглотнула.
– Я… могу я снять комнату на ночь?
– Два оленя, - равнодушно сказал хозяин.
– У меня… только один олень. – Она вынула монету из кармана, словно предложение мира. – И еще… несколько грошей. – Она вывернула карманы, проклиная безденежность сира Шадрика.
– Зачем мне твои гроши, девочка? Два оленя. У меня гостиница, а не богадельня. Решай быстро. Мне еще клиентов обслуживать.
– Прошу вас. Я проделала долгий путь, и… я с радостью…
– Все так говорят. Что они проделали долгий путь или что у них мать умирает, они едут к ней проститься и надеются, что ради милости богов я окажу им услугу. У тебя тоже мать умирает, девочка?
Моя мать уже мертва.
– Нет.
Трактирщик фыркнул.
– Значит, ты в два раза честнее, чем прочие. Лучше бы у тебя было в два раза больше монет. Убирайся. Иди отсюда, и побыстрее.
– Пожалуйста…
– Уходи, девочка. Вон!
Санса беспомощно отступила. Может быть, здесь есть еще одна гостиница, конечно, поменьше, победнее и похуже, но ей нужно переночевать хотя бы эту ночь. У меня есть нож. Если кто-то еще пристанет ко мне, как сир Шадрик, я и его убью.
На маленьком грязном дворе было темно, как в угольной яме, хотя луна светила из-за облака серебряным светом. Уже начали падать первые снежинки, оставляя на щеках холодные поцелуи; если ей не удастся найти крышу над головой, ее ждет очень неуютная ночь. Она споткнулась и неловко расставила руки, чтобы не упасть. Нужно забрать лошадь. А потом придется…
В этот миг она наткнулась на крупного мужчину в плаще, который шел по двору ей навстречу, направляясь в гостиницу. Они столкнулись так сильно, что капюшон упал с ее головы, а мужчина сделал несколько неверных шагов назад, раздраженно выругавшись.
– Простите, сир, - выдавила она, увидев рукоять меча, выпирающую из-под плаща. – Я вас не видела…
Сильными пальцами он поднял ее голову за подбородок. Долгое, бесконечное мгновение они молча смотрели друг на друга, не в силах сказать ни слова.
– Я не сир, - наконец раздался хриплый голос, словно скрежет стали по камню. – Тысяча преисподних, девочка, тебе это известно. Я просто пес без конуры. А теперь… - Он взял ее под руку
========== Теон ==========
Чем дальше они пробирались на север, тем сильнее шел снег. Теон знал, дальше будет только хуже. Он познакомился с северной зимой гораздо ближе, чем ему хотелось, но одичалые лишь небрежно отмахивались от его протестов и предупреждений. «Мы пришли из-за Стены, Перевертыш», - фыркнул Тормунд Великанья Смерть. – «У нас там нет удобных каменных замков, теплых печей и кланяющихся слуг, готовых целовать нам задницы. У нас дома такая погода все равно что славный весенний денек. Хар!» И они все шли и шли.
Одичалых совершенно не страшил снег, они вообще ничего не боялись. Теон приходил в ужас от их привычки во весь голос горланить похабные песни на древнем языке; даже каменные статуи королей в крипте под Винтерфеллом пробудились бы от такого шума. Но когда он робко намекнул Тормунду, что пение может привлечь Рамси, тот ответил: «Ну да, я как раз, мать твою, на это и надеюсь. Мой топор так и жаждет отведать крови этого говнюка».
– Но Рамси… лорд Рамси… - мямлил Теон. Он рассказывал им про пальцы, даже показывал изуродованные руки, и все никак не мог понять, почему его не хотят слушать. Он пытался убедить Ашу, чтобы она поговорила с ними, но та ответила, что им и так все прекрасно известно. Она точно так же, как и он, не рада, что их взяли в плен, сказала Аша, но могло быть намного хуже.
С этим Теон не мог поспорить. Одичалые называли его «Перевертышем», и ему это не нравилось, но в их отношении к нему не было настоящей злобы, всего лишь констатация факта и даже иногда капля жалости. Он страшился того, что с ним собираются сделать. Они сказали, что идут в Винтерфелл, чтобы освободить Манса-налетчика, а единственный способ этого добиться, как считал Теон, это отдать его Болтонам в качестве выкупа. Рамси ушел в леса охотиться на Станниса Баратеона, но лорд Русе остался в замке, чтобы держать оборону и удостовериться, что люди Мандерли его не предадут. Теон не надеялся на избавление, но он знал, что старший Болтон не одобряет жестокие забавы своего сына с Вонючкой, и вряд ли он отпустит такого важного заложника, как Манс-налетчик, в обмен на потрепанную игрушку. «Если уж приходится надеяться на проклятого Русе Болтона», - подумал Теон, - «значит, дела мои совсем плохи».
Аша была его единственной опорой. Одичалые двигались быстро, и Теон свалился бы с ног уже через пару часов, если бы она не тащила его сколько могла, а потом, когда выбилась из сил, не посадила его на лохматого конька. Вчера Аша практически силой заставила Сорена Щитолома дать им коня, и в результате одичалый сдался, хотя потом еще некоторое время ворчал и ругался. (Их собственная лошадь оказалась такой же жалкой, как и выглядела; она сдохла вскоре после того как они покинули заброшенную крепость). Но Теон не верил, что Аше удастся организовать для них второй чудесный побег - а для него уже третий, и он был вынужден признать, что даже если они сбегут от одичалых, ничего хорошего это им не сулит. Уйдем – умрем сразу, останемся – умрем позже.