Северная Аврора

Никитин Николай Николаевич

Вражеские цепи нагло шли на сближение. Жемчужный, размахивая винтовкой и что-то крича, бежал впереди цепей своего батальона. Завязалась рукопашная схватка. Андрей повернул своих бойцов и повел их с таким расчетом, чтобы ударить по врагу с тыла.

В штыковой схватке Андрей наотмашь ударил прикладом офицера в каске. Тот застонал и, схватившись за голову, опрокинулся на снег. Цепь противника порвалась, солдаты бросились врассыпную.

Их приняли в штыки две роты Валерия. Вражеские солдаты бросились к лесу, надеясь там найти спасение. Но в лесу стоял третий батальон.

Встреченные пулеметным огнем, миллеровцы бросились назад. Но здесь их смяли, как блин между ладонями.

Взошло солнце. В пылу боя Андрей не заметил, что у него прострелена правая рука. Сбросив мокрую от крови варежку, он погрузил руку в чистый холодный снег, потом вынул из кармана бинт и перевязался.

На окраине деревни, у гумна, Андрей нашел Валерия и Жемчужного.

– Где Любка?
– беспокойно оглядываясь, спросил он Сергунько.

– С лыжниками! Преследует врага.

– Не увлеклась бы!..

– Не беспокойся, - Валерий усмехнулся.
– Не таковская. Умеет воевать.

– Да, еще денек...
– торжествуя, сказал Жемчужный, - и займем Емецкое!

...Наступление бригады было стремительным и победоносным.

Насильно мобилизованные Миллером солдаты бунтовали. Теперь уже не только одиночки, но целые батальоны и полки переходили на сторону Красной Армии и затем сражались в ее рядах.

Разбежался 4-й Северный полк. Солдаты его скрывались в лесных деревнях. Крестьяне не только давали им убежище и кормили, чем могли, но и провожали по лесным тропам к тем местам, где находились части Красной Армии.

Никакие меры не могли остановить начавшегося возмущения в войсках. Во многих полках действовали подпольные большевистские группы. Пламя восстания разгоралось.

Фронт Миллера разваливался и ломался, как гнилое, трухлявое дерево.

Несмотря на то, что местные газеты продолжали хранить упорное молчание, правда о событиях на фронте докатывалась и до Архангельска. Листовки политотдела VI армии уже передавались из рук в руки. Люди прислушивались: не доносятся ли до города хотя бы отдаленные звуки боя? Но фронт был еще в ста двадцати верстах от Архангельска.

Миллер перебрался к подполковнику Ларри, в помещение контрразведки. В газетах было напечатано следующее обращение: "Граждане горожане, крестьяне, рабочие! Довольно слов, немедленно за дело! От министра до писца дружным, общим подъемом ударим на большевиков и отразим их. Только не откладывайте, не собирайтесь долго. Господа члены правительства и земско-городского совещания, покажите пример, идите первыми, а мы за вами. Миллер".

Это "обращение" вызвало презрительный смех даже у самих миллеровцев.

Контрразведчики хватали матросов и рабочих, которые издевательски выкрикивали на пристанях: "Идите первые!". Команда Ларри опять вывозила людей на Мхи. Повторялись все ужасы кровавой весны прошлого года.

Но теперь расстрелы уже не могли никого устрашить. На окраинах города, в Соломбале, Кузнечихе, на Быке и: Бакарице, ребятишки писали палками по чистому снегу: "Идите первые!".

На фабриках

и заводах с часу на час ждали прихода Красной Армии. В рабочих казармах, хижинах и хибарках голодные женщины шили красные флаги. Казалось, что народ не выдержит, хлынет на улицы и попадет под пулеметы расставленных Ларри полицейских команд.

По городу круглые сутки ходили патрули.

Однако, несмотря на это, Потылихин и Чесноков появлялись всюду: в порту и в железнодорожных мастерских, в рабочих общежитиях Маймаксы и в Соломбале.

Последнее заседание подпольного комитета было назначено у Грекова. Хоть у хозяина и не было ничего, кроме квашеной капусты, он усадил гостей за стол.

– Мы накануне восстания, - говорил Чесноков.
– Мы должны поднять рабочих при первой возможности. Ты, Максимыч, уже сейчас сговаривайся с людьми на заводах. В порту и на железной дороге тебе поможет Блохин. Базыкина поговорит кое с кем из интеллигенции.

– Мы встречаемся на Смольном буяне?
– спросил Потылихин.

– Да...
– ответил Чесноков.
– Передай всем, что теперь связь надо держать каждый день... Вся организация сегодня переходит на боевое положение. С телеграфом есть связь?

– Есть, - сказал Греков.
– Там мой племяш работает.

– Все должны быть наготове...

– Слыхал я, что миллеровцы собираются передать власть меньшевикам, усмехаясь, проговорил Греков.

– Чепуха!
– перебил его Чесноков.
– Власть возьмет рабочий класс... Он хозяин. Через день - два у нас уже опять будут Советы...

...Грузчики железной дороги забастовали так же внезапно, как и портовики. "Ни одного снаряда фронту"!
– поклялись они. Почти в каждом рабочем контрразведка видела заговорщика-большевика. Но арестовать всех было невозможно, и подполковник Ларри, точно сознавая свое бессилие, отправился на фронт, в село Средь-Мехреньгу, ключевую позицию к местечку Емецкому.

В районе реки Мехреньги Хаджи-Мурат занимал одну деревню за другой. Ему оставалось пройти несколько верст, чтобы добраться до села Средь-Мехреньги. Конной атакой он опрокинул вражеские заставы, перерезал все пути и при помощи пехоты замкнул селение в кольцо.

Гарнизон Средь-Мехреньги, насчитывавший свыше полутора тысяч человек, подвергся осаде. Осажденные каждый день пытались прорваться, но безуспешно. Резерв, высланный из Емецкого, Хаджи-Мурат разбил. Ларри сидел в селе, проклиная ту минуту, когда он сюда приехал.

В селе в избах с выбитыми окнами стояли пулеметы. Когда начинались атаки, контрразведчики, которых Ларри поставил к этим пулеметам, открывали отчаянный огонь.

Но главное их назначение было иным. С помощью этих пулеметов Ларри поддерживал порядок в своих войсках. Хмурые, угрожающие лица солдат не внушали ему никакого доверия. Вместе с командиром полка Чубашком Ларри побаивался восстания.

Все в полку было накалено до предела.

Офицеры избегали появляться среди солдат. Всей жизнью полка ведали унтеры. Глухое недовольство нарастало и с каждым днем все больше грозило вырваться наружу.