Северный крест. Миллер
Шрифт:
Жили в казармах, где могли найти приют и стол — за небольшую плату — все, кто был одет в рубаху русского солдата.
В таких непростых условиях умудрялись работать даже военные училища; две тысячи юнкеров за три года, прошедшие после эвакуации, сумели получить среднее образование, причём упор, кроме военных дисциплин, делался на дисциплины сугубо гражданские, а именно, как отметил Миллер, — топографию, механику, химию, строительное дело и так далее. Молодым людям, знакомым с этими науками, легче было найти себе работу.
В Сербии, где осел сам Врангель, обстановка была лучше —
Небольшая группа конников служила ещё в финансовой страже, они зарабатывали лучше всех и часть денег сдавали в казну главного командования, чтобы можно было поддержать неимущих.
В Бизерте — нынешнем «самостийном» Тунисе [33] , а в ту пору — французской колонии — стоял русский флот, уведённый из Крыма. Флот хотя и был законсервирован на долгое пребывание у причалов, но Андреевские флаги, тем не менее, не были спущены с кораблей — полотнища бодро реяли над эскадрой, команды, живущие на воде, получали от французского правительства паек, топливо, электроэнергию.
33
«...нынешнем самостийном Тунисе» — в 1881— 1956 гг. Тунис был административным центром французского протектората.
Часть моряков сошла на берег, устроилась на работу в Тунисе, часть — уехала во Францию. Там для них также нашлась работа на судах. Пожалуй, самая значительная часть отбыла в Америку.
В Бизерте функционировало и учебное заведение — Морской корпус, который выпустил двести пятьдесят воспитанников с так называемым «окончательным морским образованием», а также сто человек — с образованием средним. Ещё пятьсот человек продолжали учиться по программе среднего образования, и французское правительство эту программу финансировало.
Хуже всех жили те солдаты, которые находились в Болгарии, на угольных копях в Пернике. Там иногда даже питьевой воды не было, не говоря уже о воде для мытья. Жили эти люди в полуразрушенных грязных бараках, плотно набитых клопами и вшами.
Часть этих людей под командой подполковника Дядюрма переехала во Францию, на юг, в Деказвильские копи, где была приятно поражена условиями работы и быта: чистая койка, обильная пища, беспристрастность обращения местных властей — как и со всеми прочими иностранцами, внимательное отношение заводской администрации, быстро оценившей добросовестную работу офицера русской армии, возможность иметь сверх квартиры и еды ежедневно ещё 6 — 8 франков на личные расходы... Об этом писал и Миллер в своём докладе.
Началось массовое переселение галлиполийцев из Болгарии во Францию и Бельгию.
— Господа, можете ли вы указать среди беженцев, сплочённых в бытовые и профессиональные организации, много примеров такой солидарности, такой спайки не на словах, не в блестящих речах за стаканом вина или с кафедры под гром аплодисментов, а на деле, в кругу своих, без шума, скромно? — спросил Миллер у сидевших в зале, вгляделся в лица.
Зал взорвался аплодисментами.
Во Францию начали переселяться беженцы, живущие в Германии и в Польше.
Свою речь Миллер завершил следующим теоретическим пассажем:
— Русская армия стоит на трёх китах: первое — абсолютная непримиримость с советской властью, второе — безграничная жертвенность всех чинов её ради спасения Родины, третье — горячая вера в высокое призвание армии, верность национальному знамени, полное доверие своему главнокомандующему и радостное нетерпение следовать по указанному им пути за великим князем Николаем Николаевичем!
Прошло совсем немного времени, и РОВС организовал первую террористическую акцию на территории Советской России — в Ленинграде был взорван центральный партийный клуб. Операцию провели три боевика — опытный бомбист Виктор Ларионов и два молодых его сподвижника Дима (Дмитрий Мономахов) и Сергей (Сергей Соловьёв). В результате один человек был убит, двое тяжело ранены, кроме того, двадцать три человека получили различные ранения. (Ларионов, кстати, оставил любопытные воспоминания о приключениях «боевой тройки» в Ленинграде).
Факт этот вызвал обеспокоенность в Москве на Лубянке. В ЧК хорошо понимали, что за первым террористическим актом наверняка последуют второй, а потом и третий и что именно в такой деятельности и заключается «новая форма бытия русской армии», о которой так много говорил в своём докладе Миллер.
В Москву тем временем поступили сведения о том, что генерал Кутепов настаивает на усилении террористической деятельности в СССР: взрыв в партийном клубе — это, дескать, жалкие цветочки, а должны быть ягодки. Ягод давай! Причём такие, чтобы большевики потели от страха даже во сне.
Однако большевики спокойно, совершенно не потея, приступили к разработке знаменитой операции «Трест», которая впоследствии, как известно, нанесла планам и Кутепова, и Миллера непоправимый урон.
Тем временем совершенно неожиданно в возрасте сорока девяти лет скончался председатель Русского общевоинского союза барон Врангель. Как известно, «свято место пусто не бывает» — его кресло занял Александр Павлович Кутепов, любитель побряцать шашкой и пострелять из маузера.
В годы Первой мировой войны Кутепов был командиром батальона, его наградили Георгиевским оружием и орденом Святого Георгия четвёртой степени, с декабря семнадцатого года он служил в Добровольческой армии.