Северный шторм

Глушков Роман Анатольевич

Вороний Коготь дождался, пока корабль с телом сына не скроется за поворотом, после чего развернулся и в молчании побрел к стоявшей в отдалении технике. Грингсон не забывал о заключенном с Пророком договоре. «Хрингхорни» отправился в скорбный путь вниз по течению, а Торвальд уводил остатки своего войска в противоположном направлении. Уход дроттина с берега послужил командой и для остальных норманнов: датчане двинули следом за конунгом; ярл Маргад и его дружинники отделились от них и зашагали к своей бронетехнике.

Ватиканцы пронаблюдали, как норманны рассаживаются по машинам, а затем вернулись к своим «Хантерам» и, дабы обогнать плывущую к городу

ладью, рванули короткой дорогой к речным воротам. Ларсен поминутно оглядывался, следя за облаками пыли, что оседали за транспортом отступающего врага, и все не мог поверить, что свирепые северяне действительно отходят от стен его города.

Но успокаиваться Густаву и полковнику Скабиа было еще рано. Пока эта проклятая ладья не сгорит в прибрежных водах и пока разведка не доложит, что дружины Грингсона двинулись по Рейну на север, не было уверенности, что Вороний Коготь не нарушит данное Пророку обещание. Торвальд мог и передумать, вернуться и возобновить осаду, а мог отправиться к Роттердаму другим маршрутом и разорить по пути еще несколько городов. Кто знает, что взбредет завтра в голову непредсказуемому носителю Северной Короны и не сменится ли этот зыбкий мир новой войной. Пожалуй, такой поворот событий будет куда менее удивителен, чем состоявшиеся мирные переговоры.

Ледсагар правил кораблем уверенно и провел его через речные ворота без каких-либо затруднений. Обычный торговый барк, превращенный стараниями умельцев в точную копию старинной ладьи, пересек оборонительный периметр Цитадели, когда последняя норманнская дружина уже скрылась с глаз. Судя по радиосообщениям ватиканских наблюдателей, она присоединилась к основному войску, готовому выдвинуться в дальнейший путь на север.

Ларсен получил эти сведения, наблюдая, как «Хрингхорни» приближается к мосту Апостола Хоакима, что выходил прямиком к Солнечным воротам – месту, через которое норманны планировали проникнуть в Ватикан после неудачного штурма Главных ворот. Мост по-прежнему оставался заминированным, как и близлежащий к нему квартал на левобережье. Стратегически важный район столицы был оцеплен, а его жители эвакуированы.

Именно поэтому у моста Апостола Хоакима не наблюдалось зевак. В отличие от соседних районов, где любопытные горожане выходили на набережную и забирались на крыши домов, чтобы поглазеть на диковинную ладью, которая словно заблудилась во времени и пространстве. Ватикан будоражили различные слухи, вплоть до самых невероятных, наподобие тех, в которых утверждалось, что на лодке в Цитадель приплывет сам конунг – якобы для того, чтобы покаяться в содеянном и попросить у Пророка прощения. Многие легковерные граждане спешили удостовериться в этом собственными глазами.

Защитники Веры и пришедшие им на подмогу Охотники выставили оцепление вдоль берега Тибра по всей столице, но сдержать любопытных горожан было не так-то легко. Кувалда двигался по набережной на «Хантере», сопровождая плывущую по городу ладью, и едва не сорвал голос, покрикивая из машины на бойцов оцепления, чтобы те энергичнее отгоняли толпу от берега. Покрикивал, хотя и понимал, что выполнить его распоряжение практически невозможно. Зеваки напирали и неохотно расступались даже перед охотничьим «Хантером» – настолько трудно им было устоять перед искушением стать свидетелями уникального исторического события.

Миновав линию оцепления закрытого района, Ларсен начал резонно опасаться, как бы толпа не прорвалась и сюда, в заминированную зону. Но бойцы, охранявшие этот участок, пока справлялись с возложенной на них задачей.

Как и ледсагар Сэминг, чей приметный шлем Густав все время держал в поле зрения. Обрекшему себя на смерть норманну было не занимать хладнокровия. Он сконцентрировался на управлении неповоротливой посудиной, даже несмотря на то, что мысли Сэминга были заняты сейчас грядущей мучительной смертью. Кувалда поневоле проникся к самоотверженному ледсагару уважением: пусть он и язычник, но сила веры в нем на зависть крепкая. Такой, как он, не сломался бы и на Троне Еретика. Густав был убежден, что, когда настанет пора Сэмингу переходить из ледсагара в эйнхерии, он не дрогнет и не выпрыгнет за борт объятой пламенем ладьи.

А впрочем, все же не следовало на примере Сэминга вести речь об абсолютной стойкости. Охотник присмотрелся повнимательней: да, ему не почудилось – ледсагар и впрямь застопорил штурвал, шагнул к ближайшей пирамиде ящиков и вытащил оттуда бутылку вина.

Ларсен хмыкнул, представив, как сейчас ледсагар откупорит ее и жадно припадет к горлышку, дабы унять нервную дрожь. Вряд ли поступок Сэминга шел вразрез с традициями – ведь вино предназначалось и для него тоже. Поэтому не будет тяжким грехом, если ледсагар приговорит до срока бутылочку-другую из тех двух тысяч, что надарили ему и Лотару почтительные братья. Лишь бы после этого кормчий «Хрингхорни» не утратил ясности рассудка и не забыл о своих обязанностях…

Ладья подплыла к мосту Апостола Хоакима – самому низкому из городских мостов, – и Кувалда забеспокоился, не зацепится ли мачта за арку. Определить, что «Хрингхорни» пройдет под аркой, стало возможно лишь в самый последний момент. Между мостом и верхушкой мачты оставалось всего каких-то десять-пятнадцать сантиметров, и будь осадка корабля чуть выше, мачту непременно пришлось бы подрезать пилой.

Ларсен абсолютно точно знал, что никакой пилы на ладье нет, поскольку сам принимал участие в досмотре судна. «Странно, – подумал Охотник, – почему же перед столь ответственным плаванием никто из «башмачников» не озаботился таким техническим вопросом? Разве можно было полагаться лишь на наши предварительные замеры? А если бы за ночь уровень воды в Тибре поднялся? Снег в горах уже тает – как-никак, весна на носу…»

Впрочем, никому сегодня не известно, о чем на самом деле думал командир Первого отряда Охотников в последние минуты своей жизни. Густав Ларсен мог беспокоиться не только об отсутствии у Сэминга пилы, но и о том, что Охотник наверняка успел заметить за пару секунд до гибели. Увиденная сцена вызвала бы у Кувалды куда больше вопросов… если бы, конечно, у него осталось время озадачиться ими.

Сэминг повертел в руке бутылку вина, словно сомневаясь, стоит ли напиваться на пути в Валгаллу, после чего зажмурился, размахнулся и с отчаянным воплем разбил бутылку о ящики…

В следующий же миг северная часть Ватикана вместе с Солнечными воротами и большим участком стены превратились в каменную пустошь, исчезнув в облаке чудовищного взрыва…

Историк Паоло Бертуччи – тот самый Безногий Итальянец, что пережил Каменный Дождь и увековечил для потомков свои воспоминания о канувшем в небытие мире Древних, – подробно описал ужасы, что творились на Земле, когда на нее падали обломки Луны. Читая в юности запрещенные в Святой Европе труды Бертуччи, которые мне чудом посчастливилось раздобыть во время учебы в Боевой Семинарии, я даже представить себе не мог, что однажды попаду в похожий катаклизм. Причем не где-нибудь, а в Божественной Цитадели.