Северный шторм

Глушков Роман Анатольевич

Единственные, кто мог более-менее внятно объяснить, что произошло, были Защитники Веры на южной части оборонительной стены. Наблюдая с высоты за плывущей по Тибру ладьей, караульные прекрасно видели, где находился эпицентр взрыва, и не пострадали от ударной волны, как их товарищи в северном, западном и восточном секторах периметра. Однако весь ужас охватившей город трагедии стал очевиден только тогда, когда дозорные заметили возникшие на горизонте клубы пыли. И хоть сейчас дымом и пылью была затянута почти вся столица, те далекие пылевые облака напугали Защитников гораздо сильнее…

Бронированная

армада Вороньего Когтя неслась к Божественной Цитадели, как волчья стая к сломавшему ногу оленю. Грозные оленьи рога уже не пугали голодных и свирепых волков, готовых впиться жертве в глотку, безжалостно добить ее и обглодать до последней кости. Огромная брешь зияла теперь в защитном периметре, и перекрыть его уже нельзя было ничем. Разлетевшиеся от взрыва обломки стены накрыли ближайшие к ней укрепления Защитников, уничтожив орудия и засыпав окопы. Искореженные куски Солнечных ворот торчали из земли тут и там, словно могильные памятники.

С момента взрыва траурной ладьи не прошло и часа, а «башмачники» уже снова были у стен Вечного Города. Но на сей раз норманны и не помышляли о пассивной осаде. Сконцентрировав всю мощь своего бронированного кулака на ослабленном участке вражеской обороны, они стремительным натиском окончательно прорвали ее и, оттеснив еще не пришедших в себя после взрыва Защитников к побережью, ринулись через пролом в столицу, как вода сквозь пробоину в трюм судна. Никакого огня из города по захватчикам не велось. Взрывная волна снесла со стены у пролома всех стрелков.

Отсутствие моста также не стало для дружинников преградой. Взрыв не хуже бульдозера срыл гранитные стены набережной по обоим берегам Тибра, сделав для норманнских бронемашин-амфибий вполне подходящий спуск к реке и выезд из нее.

Искушенные в преодолении водных преград, «башмачники» с ходу переправили через реку ударную дружину, которая немедленно расчистила плацдарм и закрепилась на левобережье. После этого в воду ринулись главные механизированные силы, и, как только большая часть из них очутилась на противоположном берегу, норманны принялись захватывать город согласно заранее разработанному плану.

Единственное, что препятствовало лавине «башмачников» мгновенно растечься по поверженному в шок Ватикану, – это завалы, в которые превратился почти весь северный район столицы. Разрушенные здания, разбитая техника и сотни устилающих набережную трупов преграждали захватчикам путь, но зато благодаря завалам войска Торвальда переправились через Тибр без потерь. Подразделения Защитников Веры, что стягивались к набережной со всего города, испытывали те же затруднения. Первые серьезные сражения разгорелись там, где подрывники Вороньего Когтя пробили в завалах коридоры для прохода бронетехники в другие районы Цитадели.

После прорыва норманнов в Ватикан Защитникам Веры стало уже нецелесообразно удерживать рубежи за его пределами. Поэтому все оставшиеся городские ворота были открыты и пригородные воинские части начали спешно занимать западные, южные и восточные районы, чтобы успеть локализовать уже отбитый противником север столицы. На улицах Божественной Цитадели закипели ожесточенные бои…

Почуявшие притягательный аромат победы, «башмачники» взялись остервенело рваться ко дворцу Гласа Господнего и Ватиканскому холму,

на котором располагалась служебная резиденция Пророка и Апостолов. Блеск обещанного норманнам золота исходил именно из этих двух сокровищниц святоевропейской столицы. Грохот выстрелов и разрывов не смолкал ни на минуту…

Заплатив немалую цену, сегодня Вороний Коготь совершил-таки то, что до него не удавалось совершить еще никому. Грингсон расколол скорлупу самого крепкого ореха в мире и теперь не собирался бросать его до тех пор, пока содержимое лакомого плода не будет выскоблено подчистую. Торвальд не расторгал перемирие, поскольку для конунга оно и не начиналось. Благородство к врагу было у норманнов не в чести. Вороний Коготь вел войну теми методами, какие только он считал правильными, и собирался воевать до победного конца. Иных правил Грингсон на поле боя не признавал…

16

– Все целы? – поинтересовался Михаил, поднимаясь с пола и мотая головой, чтобы стряхнуть с шевелюры стеклянные осколки. Нам повезло, что гостиная в доме Джерома была усажена зеленью. Плющ, который вился в гостиной поверх окон и заменял занавески, обезопасил нас от потоков битого стекла, которые брызнули внутрь, когда над городом прогремел этот ужасающий гром. Мелкие осколки, что все-таки пролетели сквозь зеленые насаждения, были уже не так страшны. Вот сиди мы сейчас не в гостиной, а в столовой, нам бы точно не поздоровилось. Там стеклянная шрапнель шарахнула с такой силой, что несколько осколков даже вонзилось в стену, а обшивка на мягкой мебели превратилась в лохмотья.

– Что это было? – испуганно прогнусавил Джером, продолжая лежать на полу, где он очутился с помощью расторопного Михаила. Михалыч живо смекнул, как безопаснее всего переждать грозу, что разразилась вдруг посреди ясного неба. Что это была за гроза, мы пока не знали, однако уже догадались: она не относится к атмосферным явлениям. Гром больше напоминал внезапное извержение вулкана, но что-то подсказывало нам – неаполитанский старик Везувий здесь тоже ни при чем.

Я, Конрад и Ярослав попадали на пол вслед за Михаилом и Джеромом и чего только не успели передумать за следующие полминуты. Грохотать мог и разорвавшийся неподалеку норманнский снаряд, и граната, которую швырнула под окна аптеки группа Охотников, получившая приказ захватить нас живьем; перед штурмом такой способ психической атаки был бы весьма эффективен. Впрочем, последнюю версию пришлось сразу же отмести: никакого штурма после взрыва не последовало. Как и дальнейших взрывов. Мы слышали всего один внезапный оглушительный удар, от которого содрогнулись стены и заложило уши, потом – звон битого стекла и больше ничего…

– Мать честная, да вы только гляньте! – присвистнул Михаил, глядя на улицу через раздвинутые стебли плюща. – Клянусь моими обожженными усами, вот это дьявольщина!..

Нам тоже не терпелось узнать, что там происходит. Мы столпились у окна и, подобно Михаилу, стали утолять любопытство, пялясь наружу через щели в зеленом заграждении. Выглядели мы при этом, как компания юных охламонов, подглядывающая из кустов за купающимися девками. Один Джером не захотел толкаться и ушел к окну в столовой – ему, в отличие от нас, не было нужды таиться от посторонних глаз.