Sex Pistols. Гнев – это энергия: моя жизнь без купюр
Шрифт:
В разгар всего этого у меня немного улучшились отношения со Стивом. Конечно, его точка зрения была такова: «Этот Сид должен уйти». – «Нет, это ничего не решит!» С этого момента Стив и Пол начали перемещаться от одного концерта к другому на самолетах и заказывать себе номера в разных с нами отелях – просто смешно. В середине тура я мог целыми днями не разговаривать с другими участниками группы, потому что Малкольм их от меня прятал – абсолютно детские, глупые вещи, которых не ожидаешь даже от пятилетней девочки на детской площадке.
Во время саундчека в Сан-Антонио я хотел попробовать новую песню, которую я написал, «Religion», и они просто с ней не справились. Не захотели знать. Хорошо.
Не знаю, действительно ли я хотел сделать это так, как на том саундчеке, и я, очевидно, не сделал этого, потому что и по сей день не могу вернуться к тому звуку и попытаться его повторить. Это скучно, и это было бы неправильно, и это не сработало бы. Во всяком случае, для меня. Дело вот в чем: я уверен, что выпусти мы Вторую часть, которая была бы похожа на Первую, это принесло бы деньги. Но нет, деньги тут даже ни при чем. Если я ощущаю, что это бросает вызов моему чувству творчества, творчество побеждает независимо от финансовых проблем, которые бы оно мне создало. Я буду постоянно рисковать, потому что не смотрю на это как на риск. Наоборот, я вижу в этом самый смысл и главную цель того, чем я занимаюсь. В жизни предоставляется только один шанс, я получил его с «Пистолз», и я намерен использовать его на все сто. Используйте свой шанс правильно, используйте его полностью, до самого конца. Утонуть или выплыть.
Малкольм, очевидно, хотел заставить сумасшедшего культового убийцу Чарльза Мэнсона спродюсировать наш второй альбом из тюрьмы. Я читал подобные вещи, но ни у кого не хватило бы смелости сказать мне это в лицо. Таких слухов было много, очень много. Например, что после американского турне мы едем в Бразилию, чтобы работать с Ронни Биггсом, участвовавшим в Великом ограблении поезда[190]. Это настоящее блядство, и ничто из этого никогда не будет для меня приемлемым. Просто погоня за дешевыми заголовками и дискредитация того серьезного или хорошего, что было в этом деле. За всеми подобными идеями – это бросается в глаза мне, как и любому, кто это читает, – стояла обида Малкольма. Он потерял контроль и поэтому пытался вернуть его в мире глупости, там, где у него было бы место. Мир дезертирства и бегства от реальности.
Так что к тому последнему концерту в Сан-Франциско я действительно потерял интерес. В том моем состоянии меня даже не заботила необходимость писать песни. Я чувствовал: «Вот и все, вот и полная остановка. В этой обстановке я достиг всего, чего мог». Так это и закончилось, когда я сказал: «Вы когда-нибудь чувствовали себя обманутыми?» Мы стали предателями того, с чего начинали.
Мне кажется, да кому на хрен вообще было до меня дело на том последнем концерте на Зимнем стадионе в Сан-Франциско? Еще меньше они заботились о Сиде, кроме того, что хотели использовать его позже – а Сид был в высшей степени полезен на тот момент. Сид сошелся с Малкольмом, в основном из-за денег на наркотики, и, конечно, я не хотел иметь с этим ничего общего. Малкольм говорил ему: «Да, Сид, мы дадим тебе то, что ты хочешь», – а потом, когда год или около того спустя запахло жареным, просто его бросил.
Я абсолютно четко понимал, что не могу оставаться ни в
Единственным человеком, который хоть как-то обратил на это внимание, оказался Джо Стивенс, друг Малкольма, фотограф. Я рассказал ему, что происходит, и он был просто озадачен и шокирован всем этим. В конце концов он оплатил билет на самолет, чтобы я приехал к нему в Нью-Йорк, пожил немного и прочистил мозги. Какой фантастический поступок. Какой замечательный парень Джо Стивенс.
Потребовалось около недели, чтобы связаться с Бобом Регером из нашей американской звукозаписывающей компании «Уорнер Бразерс». Он тоже счел это безумием со стороны Малкольма. Он приехал и встретил меня в отеле, чтобы помочь со мной разобраться, и тут же кто-то по какой-то причине предъявил ему судебный иск. Чокнутые! Я понятия не имею, что это была за ситуация, но, очевидно, она на самом деле связала нас обоих – что реально окупилось для меня пару лет спустя.
Я дал интервью «Нью-Йорк пост», чтобы изложить свою точку зрения. Я не хотел, но это нужно было сделать. Я тогда был не в том настроении, чтобы разбираться с этим, но, как заметил Джо Стивенс: «Посмотри, что этот долбаный Малкольм говорит о тебе», – и ему нужно было ответить.
Это было по-настоящему жестоко, по-настоящему злобно. Он просто хотел убедиться, что у меня больше не будет никаких шансов на продолжение карьеры, пытался вбить гвозди в мой гроб вместо того, чтобы оставить все как есть и сказать: «Что ж, наши пути разошлись…» Нет, и это действительно укрепило мою решимость: «Прекрасно, я поквитаюсь с тобой, уебок! Полный вперед – как только вернусь в Англию, сразу к адвокату… Я хочу расставить все по местам».
На мой взгляд, они разрушили все, что было блестящим и славным в Sex Pistols, то единство, своим эгоистичным дерьмом они надрали задницу всем нам. И чем все это кончилось? Преклонением перед грабителем поезда? За мой счет, на мои деньги?
Потом мне пришлось подать на них в суд, типа: «Привет, разве я не в счет? Помните меня? Я написал песни!» – по крайней мере, тексты песен, и, откровенно говоря, если быть честным с самим собой и со всеми остальными, я не думаю, что кто-то когда-либо покупал пластинку Sex Pistols из-за соло на гитаре, барабанов или баса – хотя я и не смог бы создать тексты без этих трех составляющих. Но я никогда не получал того уважения и любви, которые, как мне кажется, мы как группа действительно должны испытывать по отношению друг к другу. Так что нажритесь дерьмом и умрите, вы, пидоры. Это мой вежливый способ сказать, что у нас все могло бы быть хорошо.
Кто цензурирует цензоров? # 1
Не судите, да не судимы будете
По-видимому, недавно в Интернете появилось старое аудиоинтервью со мной 1978 г., в котором я рассказываю о Джимми Сэвиле и говорю что-то вроде: «Все знают, что он растлитель малолетних, но нам нельзя об этом говорить». Я не помню интервью. Мне сказали, что это была Вивьен Голдман, но я рисковал, затронув тему задолго до того, как все это стало достоянием общественности. Да, надо всегда рассказывать все так, как оно есть, как ты на самом деле это видишь, и не умалчивать то, что тебе реально пришлось пережить за кулисами.