Sex под запретом
Шрифт:
Амин выходит из машины, а следом за ним с видом страдальца, который не увидит больше света, выползаю я.
– Как она? – обменявшись крепким рукопожатием, Лебедев удостаивает меня коротким взглядом.
Костров не глядя, находит мою ладонь, тянет себе в карман, машинально перебирая и поглаживая пальцы. Мне легче и не легче. Перед глазами мотают карусели, а каждый вдох даётся с трудом.
– Амин, я не знаю, как тебе сказать. В это сложно поверить, — протянув ладонью по лицу, стирает каменное выражение, становясь простым
Голос Лебедева слышится тише и тише, как будто вертолёт поднимает его в небеса, грохоча лопастями, а я скатываюсь ниже к земле. В уютное темное безвременье.
= 33=
Не надо меня отсюда вытаскивать!
Резкий запах нашатыря обжигает нос, и всё. Укромного уголка, где я прячусь от всех проблем, больше нет. Я в первый раз, за всю свою жизнь, потеряла сознание, потому что моё сознание становится немезидой, вершащей своё правосудие.
Нет сознания – нет ужасных последствий.
И Нелли Артуровны Костровой, тоже больше с нами нет.
– Солнце, блядь, не пугай меня так больше, — голос Амина максимально нагружен тревогой. Разлепляю тяжёлые веки, пребывая в неведении, отчего он держит меня на руках и вглядывается так, словно моё самочувствие – самое серьёзное, что может его волновать, — Чё за реакция на больницы? С чем связано? – допытывается с пристрастием, но подметив каплю слез, повисшую на моих ресницах, цепляет её пальцем и сжимает меня почти с хрустом.
– Прости…
Это я убила твою мать – течёт с руслом мыслей, но не вслух. Мои глаза перестают внушать в них веру, видя её, стоящую возле спинки кровати.
Господи!
Она же, как живая. Бледная, но для своего возраста очень красивая и, Амин так на неё похож.
Ей бы жить, да жить, а не шататься неприкаянным призраком, преследуя своего убийцу.
Она ведь, будет меня преследовать до тех пор, пока я не сойду с ума.
Чувствую, как блаженная темнота подкрадывается к затылку, а глаза закатываются, чему я, кстати, рада безмерно и не сопротивляюсь.
– Стоять и не падать, — какой-то посторонний насмешливый голос, врезается в пока что функционирующий слух, а перед носом качается пузырёк, источающий едкий запах, не дающий впасть в небытие, и оставить неблагополучное житие мое.
– Лий? Солнце…солнышко, – Амин зовёт, похлопывая меня по щеке.
– Амин, положи девочку, ты ей своими обнимашками весь кислород пережал, — она разговаривает.
Нелли Артуровна разговаривает со своим сыном, но он её не слышит, зато прекрасно слышу я.
– Неля, ты бы сама полежала, а не скакала. Голова кружится? – верчу голову на голос Лебедева, подпирающего подоконник и сурово смотрящего на Нелли Артуровну.
Он её видит. Он её тоже видит.
О, боже! Слава тебе, господи!
Она
– Ой, Глеб, вот никогда бы не подумала, что ты такой директор паники.
Виски потягивает пульсирующей болью. Поддаюсь маленькой слабости, притулиться Амину к груди. Прислушаться к гулким ударам его сердца и наблюдать, как экшен сводится к семейным страстям.
– С тобой, Неля, не только им станешь. Значит так! С этой секунды ты уходишь с должности, из своего гадюшника и переезжаешь ко мне, — требует властно и напористо.
– Ты забыл упомянуть про борщи, — она улыбается, хитро сузив глаза.
– Да, Неля. Варить борщи и спокойно носить моего ребёнка, не падая в обморок после очередной гадости, появившейся в прессе. Давно надо было тебе гайки закрутить, а не шкериться, как школьники, по углам. Достало, Нель! – выплеснув что-то такое, что я долго и с трудом перевариваю, затем с опозданием усваиваю, щёлкает крышкой зажигалки, добивая реплику уже на полтона тише, — Я уже не зелёный пацан и хочу нормальную семью. С тобой, Неля, а не с кем-то ещё.
– Глеб, давай выяснять отношения не при детях, — смутившись, Нелли Артуровна, стискивает пальцы на деревяшке.
– Жду тебя в машине. Не выйдешь через пять минут, утащу на руках, — грозит ей на ходу, но вся сцена достойна умиления, а не порицания.
У них походу всё совсем серьёзно, но как же его жена?
– Лучше? – цепляет вопросом Амин, перетягивая к себе моё ошалевшее внимание.
– Да, вроде, — вошкаюсь, проверяя свои конечности на дееспособность. Амин выглядит, как и всегда идеально. Выпирающая мужественность слишком красиво оттеняет заботу.
Обо мне. О той, кто этой заботы недостоин. Пересаживаюсь с его колен на кровать, спускаю ноги, очерчивая зрительно непримечательный ромбик на линолеуме.
Сохранять лицо под изучающим взглядом его матери сложная и неловкая задача. Передаю Амину золотую пальм для пояснений, с какого перепуга я здесь тусуюсь. Главное в каком статусе. Меня устроит мимопроходил, а потом взял и прилёг.
– Глеб прав, и ты зря маринуешь его столько времени. Если он надумает тебя выкрасть, то я сам тебя в ковер замотаю и увезу к нему, — Амин не меньше лев, чем Лебедев. Помладше и поборзее. Авторитет выкатывает завидный. Мама – то у него совсем не трепетная лань, вон как она с властелином дорожных колец разговаривала.
– С девушкой меня познакомь, умник. Устроили переполох два паникёра. Один меня чуть до инфаркта не довёл своей заботой. Второй всю больницу на уши поднял, вместо того чтобы не тискать девочку до обморока, — раздражённо распекает своего сына, улыбается мне.
– Обморок случился ещё до того, как я начал тискать. Это Офелия, моя девушка.
Опрометчиво Костров. Опрометчиво так меня называть. Твоя девушка должна быть эталоном красоты, внешне и душевно. Я испорчу тебе весь вайб и карму.