Шаги в глубину
Шрифт:
А вот это уже ненависть. Я смотрела на него, на окаменевший профиль обормота и изо всех сил убеждала себя, что не нужно кусать губы.
«Кукла. Святое небо, Дональд Эшспэрроу, ты идиот».
— П-помнишь те большие файлы в ядре системы? Это данные с моей памятью. ВИ «Т-телесфора» нарушил приказ и отказался стирать резервную копию. Д-да еще и защитил ее от взлома.
— Но как ты смог так лихо заменить себе память? И что за пять лет пробела?
Дональд рухнул на кровать, раскинув руки, и тихо засмеялся.
— РПТ — это странная вещь. В-возможность невозможного. Я запустил руки в базу данных проекта «Мнемозис» и украл копию памяти к-какого-то повстанца, сверстника. Потом ввел ее в п-память фрегата — и вошел в РПТ.
— Пять лет, — напомнила я. Я устала удивляться.
«Возможность невозможного. Долбаный ты засранец, Аустерман. Мы кромсаем себе и другим память, а твое чудо просто подменяет воспоминания. Долбаный ты засранец».
— Там была ошибка. П-пленный на самом деле был на п-пять лет моложе.
Ошибка. О, mein Gott.
— Ты ведь все поняла, да?
Глаза человека, который… Который пришел ко мне, как к последнему спасению от себя и всего, что он натворил. Да, я все поняла, мой обормот. Ты бегал по галактике, а галактика бегала за тобой — выжигая миры, теряя и вербуя агентов, стараясь вернуть придурка, захотевшего странного. А ты бегал за тем, чего никогда не было.
ЕгоМеч подсунул тебе сделку со «взломом» его счетов — в надежде, что где-то выплывет мерзавец на самом быстром корабле. Трее огнем шла по фронтиру, напоминая о себе и о том, в чьих руках меч, — а ты даже не оглядывался. Потом за тобой отправили Лиминаль, и она… Стоп.
— А как же… Рея?
— Она все помнила, — проскрипел Дональд. — Все. И ничего м-мне не сказала.
Еще бы она тебе что-то сказала. Она подставилась, упала и сделала все, чтобы снова тебя увидеть, чтобы быть с тобой, а ты ухитрился снова в нее влюбиться. Символичный идиотизм.
— Она осталась с тобой, — сказала я как можно мягче. — Не попыталась сдать…
— Это имеет значение?
«Имеет. Только не для такого идиота, как ты».
Я и на ангстрем не пролезу в мысли ледяного чудо-оружия, но не понимать очевидного может только некий заикающийся обормот.
— За мной шла смерть, Алекса…
Красиво сказано, только вот пафосно до чертиков, как и положено сыну канцлера человеческой империи.
— …в-вот и получается, что лучшее, что со мной случилось за в-все это время, — это ты.
Ух. Впрочем… На фоне того, что я услышала, у меня были все шансы и впрямь оказаться лучшим. Луч рыжего света в, мать его, темном царстве.
— Я тебя люблю, — сказал он.
«Гонишь»,— отстраненно подумала я, чувствуя его пальцы на своей щеке.
— Т-ты… Просто не бросай меня.
«Пошел вон, придурок!»— орала я, гладя его
Пошел вон, ты же пожалеешь, идиот. Тебе же прямо на утро хреново будет, ты же как был обормотом, так им и остался, ты очень-очень-очень пожалеешь!..
Я мертвой хваткой впилась в его спину, моя шея горела от поцелуев — а я смотрела в потолок. Он-то пожалеет, а вот я — нет.
Видишь ли, мой обормот…
«Ты мне нужна».
Это ведь до чертиков взаимно. До чертиков.
* * *
Я лежала в кровати и смотрела на невидимый потолок. В каюте было темно, тепло и уютно. До мертвого ничто в любом направлении тянулись сотни метров корабельной плоти, а в ушах словно набилась вата, и только сдвоенный пульс убеждал меня: я не оглохла.
И я впрямь это все выслушала.
— Дональд, — позвала я, — ты ведь знаешь, что я свихнулась, верно?
— Знаю.
«Знаю».Ты просто чудо, сын ЕгоМеча. Ты не засыпаешь, не уходишь, ты лежишь рядом и говоришь, что знаешь. Ты просто ублюдок.
— Почему ты устроил тот фарс с файлами «Телесфора»?
Темнота молчала и ровно дышала носом — у него даже частота дыхания не изменилась. Черт, ты ведь так научишься врать даже мне, обормот.
— Я в т-тебя верю.
— О, неужели?
— В конце концов, я оказался п-прав. Д-делал, хотя и не помнил, почему п-прав.
Бред? Все-таки засыпает. Он отрубается, рассказывая мне об этом. Я сжала кулак и чувствительно двинула его в нервный узел на руке.
— Пх-х-х… Алекса!
— Договори.
Тишина — вязкая и пахнущая откровениями.
— Способность к созданию РПТ и безумие н-напрямую связаны. Б-без одного нет другого.
Чего-то такого я и ожидала.
— Ты старался меня отвлечь?
— П-примерно. Наверное… Не знаю.
Я потянулась.
— Отвлечь от чего? От шизофрении? Может, ты и диагноз знаешь?
— Могу п-поспорить, что ты сама не знаешь своего диагноза.
Черт, мне нравится этот тон. В этом тоне так мало неуверенного мальчика с крутого фрегата и так много сына канцлера. Который, кстати, понятия не имеет, как думает женщина. Ей-богу, внимательный и осторожный пацаненок, который все выволакивал на удаче и обаянии, вдруг перемешался с отчаявшимся парнем «мне-все-простят».
В удачных пропорциях. Для меня как раз, дурищи.
— Не знаю.
— Потому что нет т-такой болезни, — сказал Дональд и осторожно поцеловал в плечо.
— Нет?
— Нет. Это безумие понарошку. «Б-болезнь» закладывают в детстве. Нарочно. Раз ты способна инициировать режим п-продвинутой тактики, то ты участвовала…
Слова уплывали в звон. Тысячи подопытных. Единицы положительных А10.
— Не сходится. Почему я не попала в проекты подготовки пилотов?
— Это б-было самое начало. Ставились эксперименты без г-гипотез. Никто точно не знал, как д-должен выглядеть результат.