Шах и мат

Хейзелвуд Эли

– Закрой пасть, Кох, – реагирует Сойер скорее раздраженно, чем злобно, будто Кох всего лишь назойливый комар, от которого он пытается отмахнуться. – Если вы исключите Мэллори, – говорит он таким тоном, словно у него есть право на мое имя, – я отказываюсь играть.

Рассел бледнеет. Вряд ли его репутации пойдет на пользу добровольный выход из соревнования лучшего игрока.

– В таком случае мистер Кох будет автоматически объявлен победителем.

– Меня все устраивает, – парирует Кох.

Сойер раздумывает какое-то время. Затем разочарованно

трясет головой. Его челюсть сжимается, и я жду, что сейчас он начнет делать то, что и всегда: кричать, устроит сцену, сломает что-нибудь.

Но ничего из этого не происходит. Он поворачивается ко мне и долго смотрит, а я не могу понять, что он хочет этим сказать.

– Ненавижу все это дерьмо, – бормочет он, а потом начинает подниматься обратно на помост, чтобы в очередной раз занять свое место.

Рассел облегченно выдыхает. Я едва удерживаюсь от соблазна поставить Коху подножку, когда он следует за Сойером.

– Мерзость, – говорит мне Дефне. Когда партия начинается, ее взгляд прикован к мониторам, где идет прямая трансляция. – Ну и кретин.

– Ага. Если честно, думаю, нам лучше уйти. Не хочу смотреть, как играет Кох… Подожди. Что делает Сойер?

Он перемещает своего коня в наистраннейшей манере. Вперед – назад, затем снова вперед – назад. Куча бесполезных, беззвучных ходов, в то время как Кох на полном серьезе собирается атаковать белыми.

– Он… – На лице Дефне медленно расползается ухмылка. – О, Нолан. Маленький засранец.

– Зачем он это делает?

– Дает Коху фору.

– Почему?

Дефне рукой прикрывает рот, чтобы скрыть смешок. Все вокруг перешептываются.

– Он показывает Коху, что может разгромить его даже из уязвимой позиции.

– Это…

– Будет серьезным унижением.

– Но это безумие. Я хочу сказать… Что, если он проиграет?

Однако мои опасения напрасны. Сойер выигрывает за такое рекордное количество ходов, что не может вызвать ничего, кроме стыда. Со стороны Коха, разумеется. Бедняга раскраснелся как помидор, глядя, как Рассел – организатор турнира, который вечером гарантированно приложится к бутылке, чтобы выкинуть из головы весь этот ужас, – вручает Сойеру чек на пятьдесят тысяч долларов.

Мои глаза готовы вылезти из орбит, возможно, позже мне понадобится оперативное вмешательство.

– Пятьдесят тысяч долларов?

– Ну, это всего лишь открытый турнир, – объясняет Дефне. – Знаю, это немного, но…

– Да это дофига денег! – я едва не давлюсь собственной слюной.

Кто же знал, что здесь такой большой приз? Это что, «Онлифанс»?

Не могу перестать следить за Сойером, пока он спускается со сцены. Пресса мгновенно окружает его и заваливает вопросами, но он поднимает руку – и журналисты как по команде расступаются, будто и правда боятся этого нестабильного, непредсказуемого двадцатилетнего парня. А затем…

Затем к нему подбегает красивая девушка с длинными темными волосами, и он обнимает ее. Я смотрю, как она смеется, как он выдавливает из себя

что-то наподобие улыбки, как закидывает руку ей на плечо и направляется к выходу. Мне приходится отвести глаза, потому что… я бы не хотела встретиться с его взглядом, способным высосать душу.

Пока размышляю о том, как, должно быть, несчастна его подруга из-за непростого характера Сойера и слухов о сестрах Бодлер, ко мне подходит темноволосая молодая девушка с бейджиком Би-би-си. Я открываю рот, чтобы произнести: «Нет, пожалуйста, не заставляйте меня это делать, не заставляйте меня давать интервью», – но она заговаривает первой:

– Мэллори? Меня зовут Элени Гатаки. Приятно познакомиться.

– Я сейчас немного…

Она замечает, что мой взгляд застыл на ее бейджике.

– Я здесь не для… Просто стажерка.

– О, – расслабляюсь я.

– Ну, пока что. Надеюсь, однажды я стану репортером и буду делать материалы о шахматах для Би-би-си. В любом случае я просто хотела сказать, что ваша игра была великолепна. Я уже ваша фанатка! Между нами, настоящий корреспондент Би-би-си – скучный, старомодный мужик, который пишет только про одних и тех же трех чуваков. Но я собираюсь предложить начальству свою первую статью, и она будет о тебе. Ну, не совсем о тебе, а о твоем стиле игры. Ты так круто играешь, настоящее удовольствие!

Я сбита с толку ее энтузиазмом. Без понятия, как ей лучше ответить, поэтому испытываю благодарность, когда Рассел прерывает нас и спрашивает, не могу ли я подойти к нему.

– Мне жаль, что так случилось. – Он протягивает конверт. – Вот приз за выход в полуфинал.

Я вскрываю его, ожидая… Не знаю. Брошюру о том, как эффективно использовать сицилианскую защиту. Купон на двухчасовую консультацию со спортивным психологом. Наклейки с Лило и Стичем.

Только не чек. На десять тысяч долларов.

Это ошибка. Но моя первая, животная реакция – взять его. Спрятать. Сбежать с ним.

Я хочу эти деньги. О, сколько на свете способов их потратить! Я могла бы погасить долг по кредиту. Открыть сберегательный счет. Заплатить за курсы механиков. Сказать «да» Дарси и Сабрине, когда они потребуют очередную банальную хрень. Роликовые коньки. Слайм. Уроки игры на пианино. Плюшевого тамарина.

Боже, как я хочу эти деньги. Желание столь велико, что мне надо избавиться от этой суммы немедленно.

– Мне нужно кое-что тебе сказать, – говорю я Дефне, когда она моет руки в удивительно пустом женском туалете. – Я… Мне дали чек. По ошибке, думаю. Десять тысяч.

– Это приз для полуфиналистов. – Она недолго борется с мыльницей. – Ты разве не читала, что написано на их сайте?

У этого турнира есть сайт?

– Я… – Моргаю. Десять. Тысяч. Долларов. О боже. Но… Я не могу. Я должна отдать ей эти деньги. – Вот. – Даю ей чек. – Ты мой спонсор. Это твое.

– Не-не. Ты заработала их. Хотя, предполагаю, тебе нужно заплатить с них налог. Уточни у своего бухгалтера.