Шаманы крови и костей
Шрифт:
Между тем под присмотром двух стражников, в зал Совета вошел мужчина. Он был высоким и тощим, словно сушеная рубина - Миэ почудилось даже, что она видит проступившую на его коже соль. Держался незнакомец ровно, и то и дело приглаживал край расшитой сорочки. Его волосы поблескивали, словно он полдня провел, вычесывая их до состояния безупречной гладкости. Он сразу не понравился волшебнице, потому что, даже не будучи представленным, буквально вопил о своем происхождении. Он был похож на отца, и лицо его стало лучшим подтверждением правоты обвинений. То, что незнакомец Эйрат не понял бы только слепой. Магнаты осторожно
– Магнаты Совета, - заговорила Катарина нарочно торжественно, - разрешите представить вам лорда Шале Эйрата, младшего брата Четвертого магната Эйрата.
– Приветствую, - поклонился незнакомец, натягивая на лицо фальшиво-любезную улыбку, за что Миэ тут же захотелось обрушить на его голову дождь из молний. Пусть бы попробовал лыбиться после того, как кожа на роже обуглится.
Тут Шале, наконец, обратился взглядом к брату и, нарочно для него, отвесил поклон более низкий, чем того требовали приличия.
– Брат, ты состарился так, что я было подумал, будто в Совете магнатов одно из мест занимает засохшее дерево!
– Он не расставался с улыбкой даже, когда слова его сочились отравой.
– Ты не пощадил меня, а время расправилось с тобой. Помниться, наша славная матушка говорила, что за все положен равноценный обмен. Ты украл у меня наследство, но не смог отобрать одного - молодости. Как видишь, - он развел руки, повертевшись так и эдак, словно напоказ, - я по-прежнему ловок и тело мое не трогают болячки, а у тебя вон какие тени под глазами, и щеки обвисли, и плешь такая, что впору ее сукном натирать для пущего блеска.
Пантак гаденько захихикал, несколько магнатов солидарно подхватили его смешками. Лорд Эйрат побагровел, затрясся. Миэ попробовала взять отца за руку, но он грубо отмахнулся.
– Ты!
– Эйрат ткнул пальцем в сторону Шале.
– Если ты, ничтожная плесень, думаешь, что я отдам тебе хоть медную полушку моих денег, тогда ты и вправду тот самый Шале-пьяница, который только то и делал, что проигрывался в ши-пак и трахал дорогих шлюх! Только ему бы пришла в голову такая бредовая идея, - уже тише, скрежеща зубами, добавил таремец.
– Разве есть тут человек, который усомниться, что я и есть та самая ничтожная плесень?
– Шале откровенно издевался над ним, а леди Ластрик за его спиной, отчего-то не сводила глаз с Миэ.
"Наверное, чувствует, что я в этом зале единственный человек, который станет на строну Эйрата", - решила волшебница. Она снова попробовала успокоить отца, но тот, разозленный наглостью Шале, рассвирепел точно голодный бык. Шале, похоже, только того и нужно было.
– Я прибыл в Тарем, чтобы доказать свое право на половину денег Эйратов.
– А мой любимый брат, - встряла Катарина, - узнав о несправедливости Четвертого магната Совета, велел к половине наследства прибавить и две трети от части, которая останется. В назидание тем, кто думает, будто в Тареме некому вступиться за обездоленных. Все были свидетелями его словам, но, на всякий случай, вот.
– Она щелкнул пальцами, и у нее за спиной, точно отделившаяся тень, возник неприглядный человечек. Мужчина услужливо положил в ладонь Катарины свиток, таремка же в свою
– Я не стану откладывать совет, магнаты. И, на правах Первой, настаиваю на том, чтобы решение было принято сегодня же. Богам одним известно, что еще может случиться и с кем, пока мы тянем, боясь покарать того, по ком давно уж плачет веревка.
– Веревка?
– Миэ выступила вперед.
– Госпожа Катарина, лорд Фиранд не требовал смерти моего отца!
– Только потому, что он знал половину правды.
– Я не вижу никакой иной правды, кроме слов одного члена Совета, - пыталась защищаться Миэ, но таремка остановила ее властным жестом.
– Магнаты Совета, раз меня уже дважды обвинили во лжи, я вынуждена предоставить доказательства.
– Снова пощелкивание пальцами, но в этот раз прислужник водрузил на стол тяжелую костяную шкатулку. Леди Ластрик сняла крышку, достала ворох пергаментов, курчавых от потрепанных краев, и тоже передала по кругу.
Миэ не успевала следить за происходящим, и именно в этот момент отец, наконец, первым заговорил с ней.
– Миэ, немедленно возвращайся домой, - скороговоркой шептал он.
– Увози детей, забирай все золото и ценности, какие только сможешь найти. Спаси своих братьев и сестер. Рунный камень спрятан в тайнике, в библиотеке. Спроси Лаумера - он покажет, где и как открыть. Не перебивай, - перебил он попытки Миэ вставить хоть слово.
– Нас кто-то предал, Миэ, ты должна узнать кто.
– Что? Предал?
– Таремка почувствовала, как к затылку прилила боль.
– Ты вел переговоры с Рхелем? Ты же сказал, что...
– Уходи, немедленно, я отвлеку их, - вместо ответа торопил отец.
– Сожги наш дом, слышишь? Чтобы ничего не досталось этому проходимцу!
Тут лорд Эйрат оттолкнул ее, да так сильно, что Миэ потеряла равновесие и растянулась на полу. В глазах заклубился разноцветный туман, звуки растаяли, обернувшись странным гулом, будто кто потревожил диких пчел. Таремка попыталась подняться, но снова очутилась на полу, на этот раз получив несильный толчок в бок от чьего-то сапога. Спокойный мгновение назад зал Совета превратился в базар: бегали люди, кто-то прокричал, чтобы прикрыли все входы и выходы, а над всем бедламом висел голос Катарины. "Ловите этого мерзавца!
– верещала она.
– Он нужен мне живым!"
Миэ перекотилась четвереньки, поползла в сторону, стараясь не попадаться на глаза кому-то из магнатов. Но они, были заняты тем, что защищали свои толстые тела от охранников леди Ластрик. Воины, взяв наизготовку мечи и щиты, раскидывали всех, кто становился на пути. После, когда в зале совета снова станет тихо, Катарине придется приносить извинения, но сейчас таремку, похоже, занимал только лорд Эйрат.
Миэ сглотнула, не давая себе слабины. Как он мог? Несколько дней назад клялся, что никогда и слова вслух не обронил о своих мыслях по поводу союза Тарема и Рхеля. Если бы только Миэ знала о заговоре, разве позволила бы прийти ему на Совет? Бежать, только бежать и как можно дальше - вот чего потребовала бы таремка. И отец, предвидя такой исход, малодушно промолчал. Миэ мысленно и проклинала его, и просила Амейлин заступиться за родителя. Как он зашел так далеко в своем тщеславии? Как мог возгордиться и забыть об осторожности...