Шаманы крови и костей

Субботина Айя

Шараяна ... боялась? Хани не была уверена, что правильно угадала ее мысли, но чувства не подвели. Когда наперерез вышло сразу несколько четырехруких созданий, вооруженных точно такими же мечами, который был у Раша, именно Шараяна велела Хани защищаться. "Берегись!" - предупредил ее безмолвный крик.

И Хани поняла. Богиня, заключенная в тело смертной - тоже смертна. И она боится, что век ее бессмертия кончится прямо сейчас. Стоило знанию открыться, Шараяна взбесилась сильнее прежнего.

"Скажи мне, где он, или я убью нас обоих!" - мысленно

приказала ей Хани. И, чтобы показать, что никаких договоров не будет, подхватила из рук только-что убитого четырехрукого меч. Уперла клинок рукоятью в пол, а острие придвинула к груди. С другого конца коридора уже спешили румийцы: их сбитые от долгого бега голоса начали чародейство в третий раз.

"Говори!" - приказала Хани, навалившись на острый край меча. Кожа лопнула под оточенной кромкой, кровь, согревая, устремилась к животу.

Шараяна зашипела, но Хани навалилась еще больше. Железо вошло под кожу, но боли она не почувствовала.

Коридор, в котором стояла Хани, зашатался, воздух стал липким, точно мед. Он пробрался в ноздри и горло, не давая дышать. Девушка решила, что румийцы закончили свое волшебство, и богиня нашла путь освобождения. Но стены расплылись, будто их и не было, пол растворился - и Хани оказалась в комнате, раззолоченной солнечными лучами. Стены и пол были выложены разной формы плитами, в центре вытянулся каменный стол, а на нем - беспомощное человеческое тело.

Девушка отбросила меч, и подошла к столу, шатаясь, будто осина на ветру. Ноги подвели ее - Хани поскользнулась, упала и боль в груди словно родилась заново. Стоило больших усилий, чтобы снова подняться. Тело не слушалось.

Когда Хани добралась до стола, в ноздри ударил странный приторный запах, сладкий до одури. От него кружилась голова. Чтобы удержаться на ногах, девушке пришлось обеими руками ухватиться за каменную столешницу. На ней, свесив одну руку, лежал Раш. Его широко распахнутые глаза смотрели в потолок, губы приоткрыл безмолвный шепот.

– Раш...
– Хани наклонилась к нему, боясь, что он слишком слаб, чтобы говорить в полный голос. Счастье от того, что тот, кого она на мгновение посчитала мертвым - жив, захлестывало.
– Раш, вставай, нужно уходить.

Румиец не пошевелился, и взгляд его ни на мгновение не оторвался от потолка. Хани взяла ладонь Раша, но так оказалась холодной.

– Пожалуйста, Раш,- взмолилась девушка. Страдания, которые причиняла Шараяна, оказались вдесятеро слабее тех, что свалились теперь.
– Раш, что с тобой?

Он молчал - ни мертвый, но и ни живой. Девушка снова и снова звала его, гладила по щекам, целовала. Она знала, что ничего не изменится, но пробовала, чтобы насытить надежду.

И что теперь? Хани слышала шаги - румийцы были еще далеко, но девушка знала, что они явятся сюда. Где еще ее искать, как не у тела того, с кем прибыла на Румос? Девушка осмотрелась, ища помощи голых стен - их бледные лица с желтыми окнами-глазами, оставались безразличными. Взгляд опустился на пол, наткнулся на меч. Острие подмигнуло алой каплей на

кончике, предлагая решить одним махом все проблемы. "Чего ты медлишь?
– будто бы говорило оно.
– Я знаю выход. Шаряна, мука, жизнь, в которой тебе с самого рождения не нашлось закутка... Я сделаю так, что все это сгинет. Гартис заждался. Подумай - ты ведь можешь избавить Эзершат от темной богини..."

Хани колебалась, но голос нашептывал сладко, будто матерь, которой она никогда не знала.

"Не делай этого!
– забилась внутри Шараяна.
– Я спасу его!"

"Я тебе не верю, - мысленно ответила Хани.
– Была в твоих словах хоть соринка правды, когда ты нашептывала о спасении? Не было, - ответила за нее.
– Как я могу верить тебе снова?"

"Я хочу жить!" - взвизгнула богиня, и заскребла по ребрам с новой силой.

Странно, но в этот раз Хани почти не почувствовала боли, будто тело ее медленно умирало вслед за Рашем.

"Что мне проку обманывать тебя теперь, когда ты чуть что станешь себе глотку резать, а?
– увещала Шараяна.
– Мне от тебя мертвой проку мало. Умираешь ты - и мне конец".

Говорила она убедительно. Девушка оглянулась на живого "мертвого" румийца, вспоминая слово, которым он ее называл, вспоминая... все.

"Ты ведь богиня. Твоя магия теперь в моих руках, и я могу..."

"Не можешь, - перебила Шараяна рассмеявшись.
– Ты думаешь, что все те плевки, которыми ты расшвыряла горстку людей - вся моя сила? Не настолько же ты глупа, северянка. Это фокусы, думаю, без труда повторил бы кто-то из моих жрецов, но они не посмели тронуть тебя, чтобы не причинить вред мне".

Шаги приближались, подстегивая девушку принять решение.

"Как только я тебя выпущу, ты убьешь нас", - не спешила соглашаться Хани, хоть слова богини проникли в нее и пустили ростки сомнения.

Шараяна рассмеялась, так громко, что Хани показалось, будто ее злой хохот родился на самом деле, разрывая тишину зала. Девушка обернулась на Раша, но румиец оставался недвижим и молчалив.

Эхо принесло топот нескольких десятков ног. Если не согласиться на то, что предлагает темная, через несколько мгновений румийцы вышибут дверь. Наверняка теперь-то они основательно подготовились, чтобы поймать беглянку. Да и куда бежать, если вокруг стены. Наваляться скопом - и никакой магий не нужно.

"Хорошо, пусть будет по-твоему".
– Хани собиралась взвалить Раша себе на плечи, но парень сносно стоял на ногах, только взгляд его блуждал по комнате. Словно бы выискивал, за что ухватиться вновь. Девушка одной рукой крепко держала румийца за ладонь, а второй снова поставила меч так, чтобы в случае чего покончить со всем одним махом.

"Подготовилась ты", - то ли в шутку, то ли со злости, сказала Шараяна.

Хани успела увидеть распахнувшуюся дверь и румийцев, что сыпались из нее, как горох из прохудившегося мешка. А потом стены пошли дымкой, задрожали - и рассыпались, увлекая Хани и румийца в новый водоворот времени.