Шаманы крови и костей
Шрифт:
Никто не возразил поперек того, что Катарина назвалась Первым магнатом. Не сказали теперь, подумала волшебница, и в будущем не станут говорить. Все, к чему Миэ готовилась несколько отвоеванных у Фиранда дней, казалось ненужным хламом. Что толку с доводов, которые отец разучил под ее строгим надзором? Катарина на них чхать хотела - это и слабоумному понятно. Лучше всего - помалкивать, ждать, пока таремка совершит хоть бы одну ошибку, не может же она просчитать наперед всю жизнь. Главное, терпеть. Пусть она отдаст Гартису тело своего брата со всеми положенными почестями, пусть остынет в положенном трауре, а уж за
– Говори, Пантак, - велела коротышке Катарина.
– Что ты слышал? Говори сейчас, как есть, и никого не бойся.
Миэ услыхала в ее словах иное: "Скажи то, что мне нужно, и никто тебя не тронет". Чем дальше, тем сильнее собрание Совета напоминало балаганное представление. Волшебниа, присутствуя на совете на правах помощницы отца, не имела права говорить без разрешения Первого магната, о чем успела пожалеть бесконечное количество раз. Почему никто не вступиться за отца? Какое дело до того, что наврет Пантак?
В глазах магнатов стояла алчность, а Катарина верховодила их жадностью.
– Госпожа, - Пантак лебезил изо всех сил и низко кланялся, - ни для кого не секрет, что Эйрат уже много раз высказывался против политики и старых союзов, которых придерживался покойный Фиранд. Думаю, не я один слышал, как Четвертый магнат множил крамолу, будто бы пора перестать водиться с Дасирийской империей, а нужно прогнуться под Рхель, пока еще есть время. И других подбивал на подобные мысли.
– Пантак обвел взглядом собравшихся, безмолвно намекая, что и про них скажет, если потребуется.
Миэ поднялась со своего места, привлекая к себе взоры собравшихся.
– Магнаты Совета и ты, госпожа Катарина - прошу вашего разрешения говорить!
– как можно громче и почтительнее сказала Миэ.
Леди Ластрик просьба пришлась не по душе, но, пойманная в свою собственную ловушку - как бы она могла отказать в праве голоса?
– разрешила таремке говорить. Миэ вышла за пределы, огражденные каменным бордюром, становясь по правую руку отца. Выиграв безмолвный поединок взглядами, убедила лорда Эйрата сесть. Тот повиновался, напоследок негромко выругавшись под нос.
– Магнаты Совета, - обратилась Миэ ко всем сразу.
– Всем известно ваше стремление во всем и всегда служить Тарему и его жителям, заботиться о благе каждого таремца, будто он - плод от ваших чресел. Я знала лорда Фиранда не так хорошо, как мне бы хотелось, но память моя сохранит его, как пример великой мудрости и справедливости. Я верю, что леди Катарина станет хорошим его приемником, и мы не единожды станем славить ее имя за добрые деяния.
Миэ нарочно склонила голову в сторону таремки, но та сразу раскусила ее и ответила холодным взглядом. И пусть, своего волшебница все равно добилась: магнаты, которых Катарина запугала, охотно закивали словам Миэ.
– Мне лестны такие речи, - прервала восторги Катарина, - но ты, дочь Эйрата, перебила Восьмого магната Совета не для того, чтобы признать мое право занимать место Первого магната, ведь так? Мы собрались здесь в скорбную пору и, боги мне свидетели, ничего
"Вот ты и показала себя, Катарина, вот, значит, чего ради ты прибыла на Совет сама, а не прислала послание, как сделал бы всякий, кто действительно разбит горем". Миэ пришлось изо все сил сжать пальцы на плече отца, чтобы не дать Эйрату подняться. Таремка больше не сомневалась: весь балаган с найденным братом отца - козни Катарины. Но зачем? Неужели отец утаил какие-то старые счеты? Волшебница посмотрела на родителя, и тот, будто услыхав ее мысли, отрицательно покачал головой. На его лице было множество эмоций, но ни одна не походила на ту, за которой прячут внезапно открывшийся обман.
– Я лишь хотела обратить внимание магнатов на то, что Пантак высказывает домыслы, чернит моего славного отца, которого все из вас знают, как человека порядочного и честного. Разве случалось такое, чтобы Эйраты отказали кому-то в помощи? Или, может, мой родитель когда-то обманывал или крал? Никогда Эйраты не становились на строну заговорщиков, не в пример некоторых магнатов, которые за то поплатились жизнями. Мы всегда и во все времена Тарема, добрые или печальные, стояли за единство Тарема и уважение союзов, заключенных предками. Отчего же, магнаты, против моего отца говорят такие гнусные речи, и никто из вас не скажет в защиту своего собрата? Пантак, мне неведомо с какого лиха, чернит Четвертого магната Совета, попирает его старшинство, нарушая давнишние порядки.
– Я разрешила ему говорить, - осадила Миэ леди Ластрик.
– А тебе, дочь Эйрата, не следует испытывать мое терпение, затягивая время пустыми разговорами. Пантак, в отличие от Четвертого магната, не крал наследство своего брата и не вышвырнул его за порог своего дома.
– Разве это уже доказано?
– насела на нее Миэ. Она вошла в азарт, разгоряченная предчувствуем поражения. Вся их с Катариной перепалка была обречена заранее, но Миэ поняла это только сейчас. Страх придавал решительности, а отчаяние - огня словам.
– Моего отца обвинили, но вина его не доказана. Теперь Пантак клевещет на него - и ты, госпожа, молчишь, потакая его словам. Неужели таремский Совет девяти забудет старые традиции и вернется к тем временам, когда мы отправляли людей на виселицу, даже не разобравшись, кто виновник, а кто - жертва? Магнаты, отчего же вы молчите? Завтра точно так же может появиться кто-то, кому неугодны вы или кому охота занять ваше место - и тогда никто не вступиться за ваше право защитить себя!
– Я прибыла на совет с человеком, который назвался братом лорда Эйрата - Шале, - спокойно ответила Катарина, - в точности выполняя требования самого Эйрата. И, прежде, чем он войдет сюда и сам расскажет о своей печальной судьбе, хочу заявить, что у меня есть доказательство слов Пантака!
Волшебница на мгновение зажмурилась, отдаваясь невидимому ледяному потоку слов леди Ластрик, что откатил ее с ног до головы. Доказательства измены отца? Он же клялся, будто никогда и никому не говорил о том, что готов встать на сторону Рхеля, если придет пора пересматривать старые союзы.