Шандарахнутое пианино
Шрифт:
— На стол.
Болэн повиновался. Он видел, что врач болтать не расположен. Да и он сам, вообще говоря, тоже. От бесконечных кошмаров о возможных вторжениях в его тело он стал слишком уж дерганым.
— Вы в каком смысле доктор?
— Я в смысле — на стол. Прямо сейчас. Поперек.
Вошла медсестра, и врач поднял взгляд. Болэн сел поперек операционного стола.
— На чем мы с этим парнем остановились? — спросил врач. Сестра поглядела в свой планшет.
— В шесть сегодня утром ему дали пентобарбитал натрия. Затем час назад — атропин и морфий. Я…
— Как вы себя чувствуете? — спросил врач у Болэна.
— Нормально.
— Расслаблены и
— Смутно.
Проктор оглядел его, подумал: парняга крутой, с легчайшим из возможных глянцем цивилизации: самое большее два года в какой-нибудь мельнице дипломов на деньги от продажи государственной земли.
— Я забыл, — продолжал врач, обращаясь к медсестре, — они у него наружные?
— Понемногу тех и других.
— Ах вот как. И тромбированные, нет?
— Я бы сказала, да.
Катя нечто вроде переносного автоклава с жуткими инструментами внутри, вошел чахлый человечек, кошмарный анестезиолог. Сквозь наркотики, что ему дали утром, Болэн ощущал, как в нем взбухает некий медленный ужас. Для Проктора же этот умелый маленький подонок — по фамилии Ривз — с волосами, расчесанными на пробор низко над левым ухом и тщательно распределенными по всей его лысой голове, представлял собой предмет интереса и восхищения. Проктор смотрел, как тот с неким восторгом выкладывает инструменты, и дожидался, пока рвение человечка в последний возможный миг не достигнет гребня, а затем сказал:
— Благодарю вас, Ривз. Думаю, пожалуй, я сам. — Ривз насупился и вышел из помещения. — Ссутультесь, мистер…
— Болэн. Вот так?
— Сильнее. Вот так.
После мимолетного торжества над Ривзом Проктор задумался. Он знал, что священную преграду не следует воспринимать походя; однако занимался он ими недостаточно часто, чтобы считать себя на самом деле опытным. Но какого черта. В предоперационном смысле этого парня подготовили хорошо; он просто подкрутит.
— Сестра, какую иглу для спинномозговой пункции нам принес Ривз?
— Номер двадцать два, доктор.
Проктор хмыкнул. Этот Ривз — истинный маньерист. Такая вот худосочная иголочка; но, может, теперь так и делают. Раньше-то игла была с ружейный ствол, и спинномозговая жидкость хлестала по спине шута горохового. Работа производилась быстро, но потом у пациента наступали памятные головные боли.
Проктор приступил. Нажал иглой на четвертый поясничный сухожильный промежуток, ввел ее поглубже в подпаутинное пространство и извлек два куб. см спинномозговой жидкости, которую смешал с сотней мг кристаллов новокаина в гипербарическом растворе, который и вколол обратно, веря, что жопа Болэна перестанет реагировать на внешний мир на добрых четыре часа.
Только для предосторожности — вообще-то предосторожность была Ривзова — он дал Болэну в руку пятьдесят мг сульфата эфедрина.
— Удерживайте его ровно в сидячем положении, — сказал Проктор и вышел к питьевому фонтанчику, где заглотил еще один сонник, на сей раз — весь в соринках из кармана. Печально вгляделся в пространство перед собой и подумал: Я был любимчиком флота.
Болэна прокатили мимо, по пути в операционную. Он принялся озирать всю свою жизнь. На память мало что пришло. Он мог вернуться — лежа онемело, жертва стыренной спинномозговой жидкости — недели на две хоть с какой-то плотностью; затем — только вспышками. Типа: школа-пансион, субботнее утро, в призрачном классе для занятий неудовлетворительных учеников; Болэн и еще три олуха под присмотром, как мясо, дежурного наставника, в чистом Весеннем свете,
— Мисс? — спрашивает Болэн.
— Сэр?
— Я себя чувствую мертвым египтянином. Вы с Проктором вознамерились вытащить мозг у меня из носа.
— Нет, сэр!
— У меня такое чувство, что жизнь мне выдала прямиком в сопатку. Понимаете, я — последний бизон. И умираю от открытого пневмоторакса. Вы не могли бы что-нибудь сделать в таком случае, как у меня? Соорудить какой-нибудь окончательный экстаз?
— На ум ничего не приходит, сэр.
— Мисс, если у меня клюв сам раскроется и, пока доктор Проктор орудует ножом, послышатся крики, это будет, с вашей точки зрения, конец? То есть вы вашего покорного спишете со счетов? Как другая списала?
— Может, са-амую малость.
— В иных обстоятельствах я стал бы для вас обычным героем. Но, возможно, ваша жизнь и без того не обременена. Есть ли в ней некий кто-то?
Широким шагом вошел Проктор.
— Приступим. — Болэн затянул беспомощную сфинктерную панихиду. Он был в ужасе. Комнату наполняла странная и пугающая машинерия, какой позавидовало бы сколько угодно пиратов, чьи имена на слуху у каждого.
— Больно будет? — поинтересовался Болэн.
— Я не понимаю, о чем вы.
— Но наверняка же это слово отзывается хоть мельчайшим колокольчиком в вашей медицинской башке с карийоном. — Болэн тут же пожалел о своих словах. Ему не хотелось восстанавливать против себя Проктора.
— Похоже на то, — сказал врач медсестре, — что медикаментозная обработка взяла нашего друга штурмом.
Проктор взглянул вниз со своего конца операционного стола. Болэн у него лежал на спине, в позе для камнесечения; с такой Проктору было не слишком удобно работать; но лишь ее станет рассматривать любой серьезный проктолог со спинномозговой анестезией посредством гипербарических растворов, кои Ривз полагал столь неотразимыми. Ривз! Вот же изможденный маленький филистер!
Со своей точки зрения, Проктор с крохотным, чуть ли не атавистическим ужасом наблюдал кольцо тромбированных почечуев. И теперь стоял вопрос демонстрации внутренних осложнений так, чтобы их можно было удалить без дальнейшей вошкоты.
Проктор беспомощно подумал о том, как мог бы стать крупным, чистым авиатором, а не пялиться в выхлоп какого-то умника.
Он ввел указательный палец поглубже в анус Болэна, несколько раз извлек и снова ввел без, по его сужденью, достаточной экструзии внутреннего геморроя. Поддавшись мгновенному нетерпению и чуть ли не из неприязни, он набил анус Болэна комками сухой марли, которые затем и выволок, медленно таща с нею и почечуи. Теперь ему предстояло вычистить совершенно зверскую небольшую помойку. Весь обод ануса был в гроздьях бесспорно патологических экструзий. Проктор вяло рассмеялся.