Шанс для дознавателя

Ветрова Варвара

Предстоящего знакомства Риндана с моей семьей я не боюсь, нет — я в ужасе. При мысли о том, что мне предстоит вынести свою личную жизнь — впервые в жизни, кстати — на обозрение своей семьи ноги начинают предательски подкашиваться и мне остается лишь радоваться, что я сижу на стуле. Максвелл обещал позвонить по прибытию в Лойс, после решения своих дел и сейчас я лихорадочно пытаюсь вспомнить, есть ли здесь управление инквизиции.

— Есть, — врывается в мое сознание голос Джо.

От неожиданности я едва не роняю

и вилку тоже: неужели я спросила это вслух?

— Что?

— Есть, говорю, управление, — повторяет мужчина, — ты же должна знать.

И он прав — я почти моментально вспоминаю и точный адрес, и численность служащих. И даже умудряюсь воскресить в памяти внешний вид управления — невзрачный двухэтажный дом с узкими окошками и внушительными подвалами: здесь, как и в Лаерже, в темные века была устроена тюрьма для одаренных. Именно отсюда их отправляли на пустоши, где и предавали огню.

На удивление, подобные мрачные воспоминания очень эффективно прогоняют из головы мысли о предстоящем приезде инквизитора и мне ничего не остается, как углубиться в эти дебри.

В Лаерже с подвалами все сложнее: крепость неоднократно достраивали, меняя конфигурацию и добавляя все новые и новые пристройки. Собственно, вначале там был один лишь архив — и внушительную постройку воздвигли вокруг него, заложив дополнительный фундамент и расширив книжное хранилище ещё парой залов. Сейчас старое помещение архива запечатано, а все дела перенесены в залы поновее.

Интересно, что же со старым хранилищем?

После обеда я берусь за мытье посуды и даже до блеска начищаю кастрюли — так, что зашедшая в кухню Адель лишь удивленно поднимает брови, а затем все-таки решает меня просветить:

— Мейделин, это не больно.

От неожиданности я делаю испуганные глаза, чем и заслуживаю взрыв веселого смеха:

— Я про твоего инквизитора. Поверь, здесь ему не причинят вреда.

— Себя вспомни, — парирую я, понимая, что имею в виду: сестра в свое время несколько месяцев ходила вокруг да около, прежде чем познакомить отца и миссис Эбботс со своим избранником. Но тот умудрился произвести самое благоприятное впечатление — статный красавец в черно-красной гвардейской форме просто не мог не понравиться.

— Это да… — сестра присаживается на стул и задумчиво покусывает губу, — хотя, знаешь… нет-нет, а я думаю: какой была бы наша жизнь, если бы с Джо…

Я опускаю в раковину очередную кастрюлю.

— Адель…

— Я все понимаю, Мейд! — роскошные волосы сестры заслоняют ее лицо от всего мира, — но, если бы…

Отложив в сторону полотенце, я присаживаюсь на корточки перед сестрой. Этот разговор возникает часто — и в последнее время даже чаще, чем раньше. И я знаю, что с этим делать.

— Адель, — я пробираюсь пальцами сквозь рыжие локоны, убирая их со лба, — послушай: ничего бы не изменилось. Джо так же работал бы

по своим важным и очень тайным делам, а ты так же готовила бы ему его любимые отбивные и картофельный салат. Вы бы так же любили друг друга. У вас так же подрастали бы дети. Просто… так случилось, понимаешь? Мир не всегда справедлив.

Мы несколько минут сидим неподвижно. Всхлипы сестры все реже, а я гипнотизирую взглядом причудливый рисунок на дубовых досках пола и понимаю, что предела мужества Адель мне не преодолеть.

Все действительно было чудесно — ровно до того дня, как в столичной лаборатории, где работал Джо, не прогремел взрыв: очередной фанатик из тех, кто поддерживает порядки темных веков, пронес туда самодельное заклинание. Взрыв был такой силы, что в воздухе ещё несколько дней летал пепел, устилая ровным слоем брусчатку вокруг здания лаборатории. Почти никто не выжил — одаренные, работающие там, погибли на месте: заклинание не уничтожило тела, но подчистую выжгло резервы, лишив их даже малейшей возможности уцелеть.

Джо повезло: он с коллегой был во дворе и взрывной волной их отбросило от здания. И, если коллега отделался ушибами, то в случае с мужем Адель все было сложнее — перелом позвоночника, множество операций, лекари, маги и неутешительный приговор в финале.

Но он не сдался. Сам создал чертеж коляски, сам руководил её сборкой. И на его лице почти всегда сияла улыбка.

Лишь однажды, шесть лет назад, когда ночью я спустилась на кухню за водой, я подглядела в приоткрытую дверь его кабинета. Джо сидел у стола, и настольная лампа освещала его лицо, мокрое от слез. Мужчины тоже плачут — правда, когда никто не видит.

Адель всхлипывает в последний раз и, встряхнув волосами, улыбается сквозь слезы.

— Ладно, иди собирайся. А то ещё приедет твой инквизитор, будешь копаться.

Сумка собирается быстро. На несколько минут остановившись перед книжной полкой, я все-таки решаюсь её ограбить на один томик. “Мифы и легенды Одаренных” — книга, которую ещё в детстве читал нам отец, а до него — мама. Я до сих пор помню одухотворенное лицо с тонкими чертами в россыпи рыжих кудряшек — одно из нескольких воспоминаний, сохранившихся в моей памяти.

Сжимая в руках пухлый томик, я присаживаюсь на кровать и открываю его на первой странице. Черный вычурный текст на желтоватой бумаге — название, имя автора, тираж.

А затем — моя любимая история.

“Легенда о бесконечном резерве”.

Чтение настолько поглощает меня, что я не замечаю, как летит время. Минутная стрелка на часах описывает круг, затем другой — но я не реагирую, глотая страницу за страницей. Скупые, черно-белые иллюстрации отливают тусклым глянцем — первые попытки типографии сохранить рисунки надолго. Эксперимент, кстати, был удачным — и теперь эту технологию используют повсеместно.