Шайтан-звезда
Шрифт:
– О дитя, для чего мне это? – вмешалась Хайят-ан-Нуфус. – Нет у меня радости, кроме твоей радости, и я никогда не жалела денег, чтобы покупать тебе красивых невольниц, и все мои приближенные женщины были для тебя дозволены!
– Абриза – не купленная невольница, и ты боялась, что ее место у меня может стать почетнее, чем твое место!
– Горе вам, прекратите эти пререкания! – крикнул аш-Шамардаль, видя, что Хайят-ан-Нуфус собралась отвечать. – А вы, о женщины, говорите – так ли было на самом деле? Сперва скажешь ты, а ты – подтвердишь!
Он высвободил из-под одеяний костлявую руку и указал пальцем на Хайзуран.
– О
– Я подтверждаю это. Все так и было, клянусь Аллахом! – добавила Сабиха, не дожидаясь, пока палец будет нацелен на нее.
– О шейх, ты не хуже всех прочих знал, что в комнате содержится женщина, которую я принуждаю к тому, чтобы стать одной из гурий! – воскликнула Хайят-ан-Нуфус.
– Ты не сказала мне только, что ее ребенок – сын царевича Мервана и родной племянник Ади аль-Асвада. Продолжай, о сынок! – и Великий шейх протянул руку к юноше.
– Когда на долину напали люди аль-Асвада, она знала, что им нужны Абриза и ее ребенок, и если бы она сразу выдала им этих двоих, то нападающие ушли бы, не разорив нашего рая! Но она увезла с собой Абризу и моего сына, и уже одно это могло бы навести меня на размышления, – сказал Мерван. – По дороге на них напали, после чего пропала Абриза, но на помощь пришел Джубейр ибн Умейр, который в тех краях преследовал моего проклятого брата! И ему удалось захватить аль-Асвада, и встретиться с моей матерью, и он привез в Хиру всех – и мятежников, и мою мать, и ребенка. Потом аль-Асваду удалось спастись от казни благодаря тому самому отряду, который сейчас выследил нас, и он бежал прямо с помоста, и в тот же день привел в Хиру свое войско, которое сохранил для него еще один враг Аллаха – Джудар ибн Маджид. Он захватил Хиру – и тогда уже нам пришлось бежать. Скажи, о шейх, для чего она взяла с собой этого ребенка?
– Я не могла оставить его аль-Асваду! – крикнула Хайят-ан-Нуфус. – Уж лучше бы я убила его своими руками! Ведь этот ребенок отнял бы у тебя трон, о дитя!
– Нет, о шейх, она думала не обо мне! Она уже тогда предполагала, что аль-Асвад откроет ее убежище, и решила, что в таком случае все ее спасение – в этом ребенке! И мы прибыли в Пестрый замок, и рабы не успели повесить на стены ковры, как нас настигли люди аль-Асвада, те самые, что отбили его у палачей! И она поняла, что они послали гонцов за войском, и что замок будет осажден, и что ей и мне грозит смерть.
– Я не прикасалась к ребенку! – Хайят-ан-Нуфус внезапно лишилась голоса и могла лишь хрипеть. – Я не трогала его и не выносила его, клянусь Аллахом!
– Ей пришлось выбирать между сыном и внуком – и она предпочла внука, и купила им свою жизнь, а меня обрекла на смерть! О шейх, что за времена наступили, если мать обрекает на смерть сына? – теперь и царевич Мерван уже не говорил, а вопил, срывая голос. – Она спрятала ребенка где-то в замке, чтобы передать его людям аль-Асвада! Эта распутница будет торговаться с моим проклятым братом, и он дорого ей заплатит за ребенка, а меня он убьет! Но прежде я убью ее!
Выхватив кинжал, царевич Мерван кинулся к матери, но черные рабы
– О щенок арабской собаки, о гнусный! – напустился на него шейх. – Закрой свой рот, иначе я велю забить его верблюжьим навозом! А ты, о развратница, объясни мне – зачем ты взяла с собой этого несчастного ребенка? Разве ты не поняла, что погоня будет не за тобой, а за ним? Ты не нужна аль-Асваду, и он был бы только рад, если бы посланные им всадники упустили тебя! А ребенок ему нужен! И ты знала это!
Вдруг аш-Шамардаль поднес руку ко лбу.
– Ты знала это, клянусь Аллахом! – повторил он. – А теперь говори – на основании чего ты предвидела, что людям аль-Асвада удастся найти твой след?
– Я не брала ребенка! Клянусь Аллахом, я к нему не прикасалась! – хрипела Хайят-ан-Нуфус, и вдруг, неожиданно ловким движением проскользнув между шейхом и черным рабом, дала сыну крепкую оплеуху. – Горе тебе, я сделала тебя наследником престола, я сделала тебя скрытым имамом, а ты позоришь меня и возводишь на меня напраслину!
– Ты сделала меня скрытым имамом? А разве я не таков от рождения? Отпустите меня, о проклятые, я не буду ее убивать…
– Не пускайте! – Хайят-ан-Нуфус схватила шейха за рукав. – Он убьет меня и погибнет сам!
– О Великий шейх, разве не ты сказал мне, что во мне возродился скрытый имам, и мне предстоит править над всеми правоверными? – Мерван, пытаясь высвободиться, повернулся к старцу. – Разве все это – ложь?
– Будьте вы оба прокляты! Я уже не знаю, что в этом замке – ложь, ибо вы все клянетесь Аллахом и все говорите разное! – воскликнул аш-Щамардаль. – А правда – лишь в том, что скоро тут будет все войско аль-Асвада! И замок нуждается в защите!
– Разве его не защищают джинны? – спросила Хайят-ан-Нуфус. – А если они его не защищают – значит, это ты лгал нам все время!
– Разумеется, покорные мне джинны охраняют замок! – подтвердил аш-Шамардаль, вовсе не желая рассказывать, как упустил марида Зальзаля ибн аль-Музанзиля. И он собирался добавить еще что-то, но его перебил необузданный Мерван.
– Нет, ты мне ответишь, о дядюшка! – завопил он. – Я не расслабленный, что просит подаяния у стен больницы! Я, благодарение Аллаху, еще могу отличить кислое от соленого! Если я скрытый имам – то почему эта мерзкая, эта скверная не бросает с радостью Хиру и все, что в ней находится, чтобы следовать за мной? А раз она везет с собой ребенка, при помощи которого надеется договориться с новым царем Хиры, – то, выходит, она не верит в мое предназначение? И я – не скрытый имам? И все было напрасно – и наш рай, и то, что делалось для будущих воинов, и молитвы, и замыслы?
– Сколько же лет ты лгал мне, о несчастный? – одновременно с сыном хрипела Хайят-ан-Нуфус. – Я отдала тебе то единственное, чем владела, а как ты распорядился моим имуществом? И ты же еще убедил меня, что поступил разумно, и что теперь я владею тем, что мне воистину необходимо! Горе тебе и горе мне!
Слыша с двух сторон хрип и вопли, старец заткнул себе уши.
– О Аллах, каких собеседников ты послал мне! И с этими крикунами я собрался творить великие дела! – воззвал он, обратив лицо к высокому потолку.