Шелковая императрица

Фреш Жозе

— Как-нибудь позже, когда я займу престол императора Китая, я перенесу столицу на восток. Это сразу покажет, что власть действительно перешла в другие руки, не чета прежним! Кроме того, Лоян намного красивее Чанъаня. Не правда ли, Немой?

Великан кивнул.

— Если бы ты только знал, как болит голова! — вздохнула она, опускаясь на кушетку из черного дерева, поставленную здесь специально для бестревожного отдыха и заваленную многочисленными шелковыми подушками. Не стесняясь слуги, императрица свободно откинулась назад, ее грудь чуть приоткрылась.

Мало-помалу лишенный языка тюрко-монгол, попавший к

императорскому двору в качестве пленника и изгоя, оставленный в живых лишь по капризу императрицы, превратился в незаменимого компаньона и свидетеля удачных и тяжелых дней У-хоу. Иногда она с любопытством смотрела на его огромные руки, покрытые ритуальной татуировкой, — их колоссальная сила привлекала ее… Мысль о том, чтобы когда-нибудь заняться любовью с этой грудой мускулов, вероятно дополненных и соответствующих размеров нефритовым жезлом, отнюдь не казалась ей отталкивающей. Порой ей даже чудилось, что эта связь неизбежна и естественна…

Склонившись к прозрачной воде пруда, в которой мелькали разноцветные рыбы, она и представить не могла, куда приведет ее дорога верховной власти, крутая и, как это обычно бывает, усыпанная трупами и омраченная предательством, но в то же время освещенная благодеяниями и блистательными политическими ходами.

Что перевесит на весах истории?

И какую цену придется ей заплатить как женщине, посмевшей заявить о своем равенстве с мужчинами?

ГЛАВА 24

ОАЗИС ДУНЬХУАН, ШЕЛКОВЫЙ ПУТЬ

Умара и Пять Защит без помех встретились у стены сада несторианского епископа, и теперь сердца их бешено стучали от волнения. Под ветвями, клонившимися под тяжестью персиков и абрикосов, они поцеловались второй раз в жизни. Луна освещала их лица бледным, призрачным сиянием.

— Пять Защит, не перебраться ли нам в укрытие? Здесь есть домик садовника, — показала она, поежившись от ночной прохлады.

Внутри ухаживавший за садом монах хранил инструменты, стремянку, корзины с рачительно собранными прошлогодними падалицами и пустые — для будущего урожая. На одной из таких корзин они впервые познали друг друга.

Пять Защит никогда прежде не переживал ничего подобного: он чувствовал, как колотится сердце, как восстает его нефритовый жезл, как по телу разливается сладкий жар, словно передающийся ему от Умары. А она навсегда сохранила волнующее воспоминание о первом — немного неловком, но таком страстном — прикосновении к ее груди ладоней любимого, когда она робко расстегнула одежду и откинулась назад, опершись спиной о тяжелую корзину.

— Я хочу всегда быть с тобой! Хочу разделить с тобой жизнь! Мы ведь никогда не расстанемся? — ворковала Умара, свернувшись клубочком и прижавшись головой к плечу возлюбленного.

— Но я всего лишь бедный монах и не имею своего дома… — сказал он, словно вяло пытаясь защититься от перемен, от потери всего, чему он учился долгие годы.

— Но ты же любишь меня?

— Конечно, Умара!

— В таком случае разве ты сможешь жить без меня?

— Думаю, нет… — прошептал юноша.

— А я готова пойти за тобой хоть на край света! — восторженно откликнулась

девушка.

— Но на меня возложена забота о паре младенцев. Я обязательно должен исполнить свой обет — отвезти их в Лоян. А это не так просто, ведь сейчас они в руках у вождя персов, у которого и сам я пока еще в плену. Он рассчитывает забрать их с собой в Персию, чтобы разыграть там отвратительный ритуал — устроить брак между братом и сестрой!

— Но ты возьмешь меня с собой?

— А как же твой отец?

— Я хочу жить с тобой! Неважно где! — пылко заявила Умара.

Они еще долго целовались и расстались только на заре, договорившись уже вечером встретиться здесь же. Пять Защит бегом вернулся к месту ночевки и тихо прокрался на место. Так продолжалось больше недели, и, казалось, сон ему теперь вовсе не нужен.

Однажды утром он, радостно вспоминая подробности свидания по дороге в общую залу постоялого двора, где все уже собирались к завтраку, увидел Улика, который, под стать настроению самого Пяти Защит, сиял, словно начищенный медный кувшин.

— У тебя какая-то радость, Улик? — поинтересовался молодой монах.

— Я не узнаю господина Маджиба! Он дал мне серебряную монету и поблагодарил за службу, чего никогда прежде не случалось! Господин Маджиб все последнее время доволен, но сегодня, верно, день какой-то совсем уж особенный!

Маджиб уже восседал за столом, встречая своего пленника улыбкой, достойной дорогого родственника.

— Несомненно, это влияние божественных близнецов, которые обратили на нас благожелательный взгляд Ахурамазды! — рассуждал он в ожидании завтрака. — Этот епископ так нуждается в моей помощи… Он торопит нас! А значит, и сам не откажется помочь. Если бы не пересох источник, мы бы так и не узнали, где скрыто тайное производство шелка! В Ширазе не называли имя оазиса, и принц Йездигерд не желал отпускать нас в путь, он говорил, что не может зря терять преданных людей, что мы ничего не найдем, ведь Китай столь обширен… Как замечательно, что я настоял на своем! Никогда нельзя сомневаться в милости Ахурамазды. — От волнения у Маджиба даже перехватило дыхание.

Улик шепотом переводил все это Пяти Защитам и подоспевшим индийцу с ма-ни-па.

— Вы весьма мудры, господин Маджиб! — почтительно передал через толмача китайский монах. — Но как вы собираетесь возродить к жизни пересыхающий источник?

— О, ты увидишь своими глазами, Улик… Они тоже увидят, — милостиво повел он рукой в сторону пленников. — Завтра мы все уезжаем, разобьем лагерь возле источника в горах.

— Но почему бы ему просто не оставить нас здесь до возвращения? Это было бы гораздо полезнее для детей, чем брать их с собой в пустыню! — воскликнул Пять Защит, которого привела в ужас одна лишь мысль о необходимости расстаться с Умарой.

Ответ главы персов не заставил себя ждать:

— Господин Маджиб решил, что едут все. Он говорит, что не доверяет ни одному из вас, — пояснил Улик, жестом выражая искреннее сожаление. — Могут остаться только индийцы, слона ведь не возьмешь с собой! — Улик обернулся к Кинжалу Закона и стоявшему за его спиной погонщику.

В тот вечер, чтобы быть уверенным, что пленники никуда не денутся, Маджиб приказал им устроиться на ночь рядом с ним, в жарко натопленной комнате, так что Пять Защит, конечно, не попал к стене сада.