Шелковы цепи
Шрифт:
— Да, босс. Наши люди готовы убивать, — отвечает Миша, его ухмылка остра, а глаза горят азартом предстоящего испытания.
Киваю, переключая внимание на фотографии в своей руке. Они зернистые, сделаны издалека, но достаточно четкие. Люди Ивана, всего двадцать три человека, столпились вокруг груза в доках.
Каждый из них вооружен, их позы расслаблены, но готовы — ложное чувство безопасности, которое они набросили на себя, как плащ. Я изучаю их лица, запоминаю позы.
— Васильев, этот ублюдок, считает себя
Миша наклоняется, разглядывая фотографии через весь стол.
— Недооценивает нас.
— Именно так. — Бросаю фотографии на пол, а в голове прокручиваются сценарии. — Им пиздец.
Оглядывая комнату, я встречаюсь взглядом с моими лучшими людьми. Воины, которые поддерживали меня с самого начала. Без этих верных солдат Братва Морозова рассыпалась бы.
Их одежда говорит о готовности: черное тактическое снаряжение, жилеты, набитые патронами, лица полны решимости. Миша собрал пятнадцать человек, и каждый из них — свидетельство нашей силы.
— Мы ударим по докам сильно и быстро. Никакой пощады. Мы заберем то, что принадлежит нам, — заявляю я. Единый гул согласия заполняет комнату.
— Приготовь транспорт, — приказываю Борису и замечаю, как его золотоволосый силуэт кивает в ответ. Тихий, но смертоносный, он — сила, с которой нужно считаться.
Все начинают расходиться, готовые к ночному заданию. Но Миша замешкался у двери и обернулся ко мне с серьезным видом.
— Ты уверен, что хочешь пойти с нами, босс? — Его борода, отросшая за несколько дней, придает ему суровый вид.
— Конечно, — тон не оставляет места для споров.
— Но свадьба….
— Черт возьми, Миша, — рычу, чувствуя нарастающее разочарование. Я начинаю проверять свой пистолет, убеждаясь, что он заряжен и готов. — Я не позволю, чтобы люди считали меня слабаком только потому, что я собираюсь жениться. Это Братва, Миша. Это, блядь, означает братство. Я не буду править, как какой-нибудь диктатор. Каждый мужчина здесь мой брат.
Миша хмурится, явно обеспокоенный.
— Но всякое может случиться.
Его слова обрываются, и на мгновение я вспоминаю Лауру — ее большие зеленые глаза, невинность, которая окутывает ее, словно вуаль. То, как она двигается, говорит… это пробуждает во мне что-то неожиданное. Отвлечение, которое я не могу позволить себе прямо сейчас, не с учетом того, что поставлено на карту.
Провожу рукой по лицу, пытаясь стряхнуть нежность, проникающую в мои мысли.
— Блядь, — ругаюсь я себе под нос.
Это не я. Я не должен чувствовать эту… слабость.
— Нет! — огрызаюсь резче, чем намеревался. — Я пойду и заберу все, что они у меня украли.
Паркуем внедорожники в тени, дальше, где ночь поглощает нас целиком. Меня охватывает тревога, но я заталкиваю ее вглубь. Здесь нет места для сомнений.
Мы
Мы как один движемся к причалу, безмолвные призраки в мире теней и мороза. Головорезов Васильева легко заметить: они прижались друг к другу, чтобы согреться, сигареты светятся, как светлячки в темноте.
— Так чертовски холодно, — ворчит один из них, кутаясь в толстый балахон, который не выдерживает ночных холодов.
— Хватит жаловаться, придурок, — огрызается другой, и дым от его сигареты вьется в воздухе, точно мимолетная змейка на холоде.
— Что за бред! Какого черта мы здесь делаем? — выплевывает первый парень. — Лучше бы я был в баре Талли, вставляя свой член в этих свеженьких шлюшек.
— Да, блядь, — ухмыляется один из головорезов. — Слышал, следующая партия — из Молдовы. У них такие сладкие тугие пизды.
— Для тебя не будет завтрашнего дня, — бормочу себе под нос.
Миша ловит мой взгляд, и между нами возникает молчаливое понимание. Едва заметно кивнув, наши люди начинают действовать. Они в мгновение ока набрасываются на двух жалобщиков, один из них задушен проволокой, быстро и безжалостно. Миша, всегда оставаясь тенью, заставляет второго замолчать, перерезав горло.
Ни шума, ни борьбы, только смерть.
Быстро и эффективно мы оттаскиваем их тела в темный переулок, подальше от глаз. Наша группа продвигается вперед, приближаясь к заброшенному складу — сердцу сегодняшней операции.
По мере того как мы приближаемся, к первоначальному волнению начинает примешиваться грызущее подозрение. Что-то не так. Здесь слишком тихо: обычные признаки смены караула, негромкий рокот голосов, шарканье сапог по гравию — все это отсутствует. Мир словно затаил дыхание, ожидая, что вот-вот что-то сорвется.
— Почему на складе нет людей? — говорю Мише шепотом в холодном ночном воздухе.
Он пожимает плечами, обшаривая глазами темноту.
— Может быть, Иван держит их всех внутри? Или…
— Или это ловушка, — заканчиваю за него, и в горле у меня клокочет желчь. Моя рука инстинктивно сжимает пистолет, металл холодно и уверенно прижимается к коже.
Мы останавливаемся, оценивая ситуацию. Мои люди смотрят на меня, ожидая решения. Каждый инстинкт кричит, что мы идем на подставу, но повернуть назад — не вариант. Не тогда, когда мы так близко.
— Расходитесь. Тихо, — приказываю я. — Проверьте периметр. Что-то не так.
Когда они расходятся, я на мгновение сосредотачиваюсь. Отсутствие охраны может означать несколько вещей — самоуверенность Васильева, стратегический ход, чтобы заманить нас внутрь, или просто изменение тактики. Ни одна из них не сулит нам ничего хорошего.