Шелковый дар
Шрифт:
Кричала толпа свирепо, но, видя, что никто им не собирается возражать, быстро выдохлась. На шум явились жены, с большим сомнением выслушавшие обвинения против лекарского ученика. И разогнали мужей по домам отсыпаться, чтобы разрешить все на трезвую голову.
Тайя засобиралась тоже. Поспешно накинула безрукавку, повязала платок на голову.
— Куда собралась? — хмуро спросил Бел.
— Карина поищу, — быстро проговорила она, завязывая веревки лаптей вокруг щиколоток. Старик покачал головой.
— За порог даже не выйдешь. Не маленький, сам дорогу домой
Карин страшно замерз в одной рубахе и штанах, и в продуваемых лаптях. Мягко всплыло воспоминание об удобной кожаной обуви, полностью защищающей ноги и от ударов, и от холода, и он точно знал, что она у него когда-то была. И о меховом плаще, в который он кутался в морозы.
Все так же не имея возможности шевелиться, он служил ковриком для ног Сулены, которая все утро страдала животом и с досадой пинала его при особо сильном спазме. Начал догадываться, что она все же выпила его лекарство, и как чувствовал, что последний устроенный им сюрприз, принесенный в небольшой бутылочке, еще отзовется ему.
— Что ты туда добавил, дрянь ты такая… — простонала Сулена, снова хватаясь за живот. Со злостью ударила лежащего под ногами лекаря, крикнула правившему лошадью: — Останови сейчас же!
Даже повторный пинок не смог стереть ухмылку с губ Карина. Он ждал следующего удара, но повозка еще не успела остановиться, а Сулена уже неслась к кустам. Сопровождающие старательно отводили глаза, Карин в это время старался скинуть с себя путы, хотя догадывался, что все его действия обречены на неудачу: за ночь и утро у него выходили только кривые ухмылки, выводящие девицу из себя. Из-за этого на ребрах уже появился наверняка не один, и не два синяка.
Как только Сулена сбегала на природу, дышать становилось легче, и мыслить тоже. Размышлял, поверили ли соседи наговору, как повели себя. Пытался представить, что делает сейчас Тайя. Надеялся, что дядька Бел не даст ей наделать глупостей. И, если правда то, что лишь его близость поддерживает в ней жизнь, молился, чтобы она благополучно вернулась в лес и забыла о нем.
Вернулась злая хозяйка, вновь смешивая все мысли и Карин закрыл глаза, дожидаясь, когда же замерзнет настолько, что провалится в сон.
Сулена же, глянув внимательнее на посиневшие губы, нахмурилась: убивать лекаря в ее планы не входило.
— Если замерз, чего молчишь? — сверху на него упало толстое покрывало, на котором она, видимо, сидела — было теплое, по телу сразу побежали мурашки. — Ехать еще далеко, так что не вздумай заболеть. Что добавил в отвар? Хотя, неважно, — она откинулась на спинку сиденья, оббитую толстым бархатом. — Я пока поостерегусь что-либо пить, приготовленное тобой.
Карин подивился ее сообразительности.
К вечеру повозка остановилась, двое мужчин выдернули его наружу и потащили в заросли. Подумал уже, что бросят, не успел обрадоваться, как
— Нет, — умудрился выговорить, заставив обоих вздрогнуть. — Нет.
— Он не хочет, — крикнул один из помощников в сторону дороги, досадуя на задание, данное хозяйкой. — Что делать с ним?
Послышалось шуршание подола платья по траве, Сулена сама пришла к пленнику. Жестом отпустила мужчин, которые бросили лекаря на ворох листьев и быстро унесли ноги. Присела, вздохнула.
— Некоторую свободу я дам тебе, — сказала она. — Только каждый миг помни о Тайе своей. И о том, что там остался Волот, которому я сообщу о твоем побеге так быстро, что ты не успеешь еще скрыться за деревьями. Понял?
Карин глазами показал, что понял. Тогда она его отпустила, позволила шевелить конечностями. Попытался встать, но повалился на бок, невольно втянув в себя воздух, когда все онемевшее тело отозвалось болью. Вскинул глаза наверх, но Сулена уже отвернулась и медленно шла к повозке. Со второго раза вышло лучше, смог встать на колени, с трудом размял мышцы.
— Быстрее! — послышался недовольный окрик от дороги.
— Никакой болезни нет, верно? — спросил Карин уже в повозке, сидя напротив Сулены. Она ответила ему ровным взглядом холодных серых как пасмурное небо глаз. — Так я и думал. Зачем я тебе?
— Лечить будешь. Не меня.
— Кого?
— Замолчи уже, голова от тебя болит, — резко ответила Сулена и Карин, попробовав выдавить хоть звук, понял, что не может открыть рот. Плотнее закутался в покрывало и уставился на унылые черные поля, мимо которых они катились. Сон все же сморил его, проснулся только когда повозка остановилась у трактира, где они переночевали, и с самого утра снова тряслись по ухабам.
В город приехали только спустя неделю. Окраины встретили их тошнотворной вонью, грязью и бедно одетыми людьми, хмуро глядевшими вслед удобной повозке. Мимо покосившихся деревянных хибар, окна которых были попросту заколочены досками для сохранения тепла, по таким узким улочкам, что колеса почти задевали стены домов, повозка выехала в более зажиточные районы, где уже и дома выглядели добротнее, и стекла в окнах имелись. Улицы были шире, народ не такой замученный, кое-кто даже приветливо махал рукой.
Повозка проехала чуть ли не в самый центр, к одиноко стоящему на возвышении двухэтажному дому, огороженному таким высоким глухим забором, что даже в прыжке нельзя было заглянуть во двор. Остроконечная крыша уходила высоко вверх, из высоких труб валил дым. С внешней стороны забора не виднелось ни одного растения, зато за забором возвышался целый лес. И территория дома, судя по тому, что края забора Карин не разглядел, была огромна.
Ворота распахнулись, пропуская повозку внутрь, чтобы тут же закрыться за ней. Двор, в отличие от утоптанных земляных улиц, был выложен камнем и чисто выметен. За домом шумели деревья, перед домом сновали люди. Все окна были наглухо зашторены и у Карина возникло ощущение, что Сулена живет в склепе как упырь.