Шерстяная «сказка»
Шрифт:
57
Стройка шла быстро. Хотя, на непосвящённый взгляд, могло показаться, что работники, снующие туда-сюда как деловитые муравьи, вообще непонятно, чем занимались. Во дворе росли горы мусора, пыль стояла столбом, а внутри дома царила разруха.
Я думаю, это не закончится ни-ког-да. – с обречённой печалью в глазах заявила как-то
Мариэль, оглядывая окружающий бедлам.
Ребятне тоже было страшно любопытно, как там у нас продвигаются дела, поэтому мы иногда приводили девчонок на короткую экскурсию. В тот раз поглазеть на плоды ударного труда деревенских стахановцев
Основной задачей визита было поймать моего мужа и заставить поесть. (Лесия как раз напекла своих знаменитых пирогов, которые вместе с другими закусками под чистым полотенцем парили хлебным духом в двух корзинках.) А заодно и прогулять малышню, и проведать хозяйство.
– Закончится, милая. – рассмеялась я, - Вон посмотри, уже и перегородку сломали, и потолки покрасили, за стены принялись. Ещё полы поправят, мусор уберут, и наступит красота.
Поверь, самое неприятное уже сделали, дальше дело пойдёт гораздо быстрее.
Чувствовалось, что мелкая совсем устала от приключений кочевой жизни, что ей хотелось поскорее заиметь свой уголок, к которому можно будет начинать привыкать. И потому ей казалось, что ожидание тянется бесконечно, груды хлама растут, а конца неустроенности не видно. Я её понимала, сама уже не чаяла, когда войду хозяйкой в собственный дом. Просто, в отличие от Мариэль, видела, что мужики не даром стараются, и конец разрухе близок.
Это было сродни чувству, знакомому каждой хозяйке, которая затеяла генеральную уборку. Вот прям масштабно, с перетряхиванием шкафов, отодвиганием диванов, помывкой окон и перетиранием посуды до последней вилки в доме. Работаешь, работаешь, трёшь, трёшь, а вокруг только грязнее становится. Уже и терпежу никакого не осталось, и силушка богатырская подводит. А потом под финал р-раз, последний рывок. Внешний лоск наведёшь, и на душе хорошо-о. Всё сверкает – муха не сидела, а глубины удовлетворению добавляет знание, что за любой дверкой любого шкафчика у тебя полный и безоговорочный ажур. Обычно, правда, ненадолго, особенно при наличии детей. Но это уже норма жизни. Так. Отвлеклась.
Ну вот. Мой голодный благоверный обнаружился в овечьем загоне. Андрэ с Волтом как раз обсуждали, как организовать выгул для животных при катастрофической нехватке свободного пространства. В животноводческих районах жители не ставят дома так тесно друг к другу, что образовываются улицы. Там хозяйства располагаются разреженно, а постройки разбрасываются на удалении друг от друга. Мы же имели, что имели. Пока не наступили холода, пастухи по очереди гоняли стадо на ближайшие поля. Но зимой это станет невозможно, а овцам требуется движение.
За этими мучительными раздумьями мы и застали своих мужчин.
– Перерыв! – бодрым голосом возвестила я, останавливая их напряжённый сельскохозяйственный диспут, - Дорогие мои, о несправедливости мира легче думать на сытый желудок.
Внутри было чисто, сухо и пахло свежим сеном. Видать, совсем недавно навели уборку.
– Корин… - Андрэ просветлел нежностью и привычно легко коснулся губами моего виска.
– Кормилицы пришли. – довольно расплылся в улыбке Волт, приветственно склоняя голову. – Доброго дня, госпожа Корин. Мадам Флора, мадам Лесия, рад видеть. Аромат ваших пирогов просто сводит с ума. О!
Обе уже поприветствовали Андрэ и теперь деловито водили своими маленькими любопытными носами по сторонам.
– Добрый день, мистер Волт. – вежливо поздоровалась Мариэль.
Она за время путешествия успела узнать, что в Англитании месье называли мистерами. И с того момента называла наших иноземцев исключительно так.
– Добрый день, мистер Волт. – эхом повторила Иветт, копируя книксен за своей подружкой.
– А куда подевался Габриэль и остальные? – удивлённо оглядывая почти пустой загон, приподняла светлые брови мелкая. – Ушли на прогулку?
(Габриэль, если кто забыл, это козёл - вожак нашего стада.)
– Всё верно, мадемуазель Мариэль, всё верно. – ласково улыбнулся пастух.
– Так, юные дамы, все вопросы – потом. – построжилась я, - Мы-то с вами прекрасно пообедали, а вот наши мужчины совсем голодные.
Селия и Флора принялись раскладывать «быстрый стол», а я, тут же игнорируя собственное замечание, принялась тихо сочувственно расспрашивать Андрэ:
– Что, никак не складывается?
– Ума не приложу, что делать. – нахмурился муж. – Выводить загон на улицу – так мы её всю перегородим. Ломать соседние постройки – тоже не выход. Я бы уже махнул рукой и выпускал их прямо во двор… - Андрэ смешливо прищурил глаза, - Только боюсь, что ты со своею страстью к чистоте заставишь наших бедных работников бегать за каждой овцой с совком.
– Конечно заставлю. – возмущённо выпучила глаза я, но сразу и смягчилась:
– Ладно, половиной двора я готова пожертвовать. Но только если эту часть отгородить и следить за порядком.
– Куда ты!.. – внезапно за нашими спинами раздался громкий вскрик Симона – среднего сына Лесии.
Тем неожиданнее, что он с нами идти не собирался.
– Мама! – следом испуганно пискнула Мариэль.
Сердце прыгнуло, все обернулись и застыли…
В общем, оставшиеся без внимания девчонки занялись, чем на душу пришлось. Иветт меланхолично ковыряла палочкой в яслях, а Мариэль зачем-то взбрело в голову залезть на высокую перегородку отсека, где отдыхали приболевшие овцы, которых Грегор не рискнул пока брать со всеми остальными в поле.
Как она туда взобралась – непонятно, но теперь малышка, вцепившись в верхнюю перекладину и теряя равновесие, повисла на ней, рискуя в любую минуту кувыркнуться вперёд головой.
А средний одиннадцатилетний сын Лесии, как потом выяснилось, без лишних просьб пришёл сюда, чтобы помочь нам: забрать часть провизии и отнести второму пастуху на поле, где тот выгуливал стадо. Ну и первым увидел то, что прошляпили все остальные.
Пока мы, взрослые, наперегонки неслись спасать девчонку из опасного положения, Симон уже снял нашу экстремалку с ненадёжного насеста:
– Вот балбеска! Грохнешься же, а там – вилы! – с раздражённой укоризной добавил мальчишка, отряхивая ей подол.
И тут же схлопотал звонкий подзатыльник от матери.
– Простите, госпожа Корин. – нахмурив брови, виновато, как-то растерянно посмотрела на меня Лесия. – Господин Андрэ, он…
– Простите. – буркнул мальчишка. Но в глазах и голосе его сквозили и расстройство, и обида. Даже короткие волосы на светлой макушке, казалось, вздыбились ёршиком:
– Это для месье Грегора? – он, потупившись, одним носом указал на отдельную нетронутую корзинку со сдобой и молоком. – Я отнесу.