Шесть месяцев спустя
Шрифт:
Он смеётся и машет передо мной учебником по химии.
— Эм, химия? Завтра промежуточный экзамен, помнишь?
— Точно, — подхватываю я, моля Бога о том, чтобы мой подбородок не дрожал от холода.
Я пытаюсь представить, что все последующие вечера занимаюсь с Блейком. Это приводит меня к мысли об Адаме в моей комнате, зажатом в крошечном пространстве между окном и кроватью.
Что приводит меня к мысли о том, чтобы приложиться головой об стену… серьёзно, что я творю?
— Я подумал, что ты захочешь пробежаться по списку вопросов, —
Я киваю и улыбаюсь, потому что все кажутся счастливыми от его плана.
— Так... — Он отступает и кивает в сторону кухни. Или моей спальни. Это было бы ещё хуже.
Пожалуйста, пусть это будет кухня. Пожалуйста.
Я оглядываюсь по сторонам, потому что, чёрт возьми, парень никогда не приходил ко мне, чтобы позаниматься. Во всяком случае, не тот парень, с которым я встречаюсь. Я не знаю, каковы правила родителей в такой ситуации.
— Дай мне только взять учебник, — тупо говорю я, направляясь к лестнице.
— Или я мог бы подняться, — предлагает он, перекладывая книгу в руках. — Я раньше оставлял свои вещи в твоей комнате.
Он был в моей комнате. Предположительно в одиночку. От всего этого я чувствую отвращение.
— В обеденном зале больше места, — замечает папа, и по выражению его лица я могу сказать, что он предпочел бы видеть нас там в десяти метрах друг от друга и без дверей.
Но мама бросает на него многозначительный взгляд.
— Мы как раз собирались смотреть кино, Джордж. Здесь они не смогут сконцентрироваться. К тому же, там нет интернета.
— Им нужен интернет, чтобы заниматься? — уточняет папа, выделяя слова «интернет» и «заниматься», как будто это кодовые названия для чего-то более грязного.
— Не глупи, Джордж. Они всегда занимаются в комнате Хлои.
Да? Или мой отец ближе к правде? Мы занимались чем-то ещё? Я чувствую, как горло пересыхает, когда осознаю, что именно мы могли делать в моей комнате.
— Мне жаль, — произносит мама, провожая нас до лестницы и показывая глазами, что для неё всё это нормально.
Но для меня это не нормально. В груди давит, и коленки подгибаются.
— В обеденном зале будет удобно, — говорит Блейк, но я не купилась на его тон. Это явное подлизывание для родителей.
— Глупости, — заверяет мама, которая в буквальном смысле ест прямо из его рук. — Мы будем здесь, внизу, если вам что-то понадобится.
— Прямо здесь, внизу, — добавляет папа.
Я преодолеваю лестницу и мельком вижу своё пунцовое лицо в декоративном зеркале на стене. Кажется, Блейка ничего из этого не беспокоит, он следует за мной как лабрадор-ретривер, тихо закрывая за нами дверь моей спальни.
Я тут же сканирую каждый сантиметр в комнате, ища признаки Адама. Смешно, знаю. Не то чтобы он мог оставить что-то из одежды или… ещё что-то. Боже, мне лучше не думать о том, как Адам избавляется от одежды. Не тогда, когда Блейк, возможно, ждёт, когда я начну раздеваться.
Лучше бы я вообще могла отключить мысли.
— Что за тест? —
Блейк просто смеётся и сокращает пространство между нами, запуская пальцы в мои волосы. Он притягивает меня к себе, и я чувствую запах одеколона. Его слишком много, он слишком сильный, и всё, о чём я могу думать, что мама умерла бы, если бы узнала, как этот парень запудрил ей мозги.
У меня примерно полсекунды, чтобы оценить происходящее, а затем его губы смыкаются на моих.
У меня было достаточно опыта в поцелуях, так что ямогу сказать, когда кто-то умеет целоваться. И Блейк технически всё делает правильно. Слегка наклоняет мою голову, призывая открыть губы, и прижимается ко мне таким образом, чтобы оставить пространство для других интересных вещей без того, чтобы тереться своими причиндалами об меня.
Моё сердце стучит как молоток по совершенно непонятным причинам. Мне неловко под его поцелуями. Я чувствую, как будто нет правильной скорости для губ, нет комфортного положения для рук. И на самом деле мне нужно перестать думать об этом, прежде чем ему станет казаться, что со мной что-то не так.
Беда в том, что со мной действительно что-то не так.
Если называть вещи своими именами, я не могу перестать думать об Адаме.
Это неправильно. Вина разрывает меня, все инстинкты кричат, чтобы я оторвалась от него. Я не могу с этим справиться. Просто не могу.
Я отстраняюсь, и Блейк смотрит на меня тёмными глазами, наполненными желанием.
— Что случилось?
— Ничего. — Я заставляю себя прикоснуться к его плечам. — Просто учеба...
— Хм... — Он прерывает меня следующим долгим и медленным поцелуем.
Этот даже хуже, чем предыдущий. Всё, о чём я могу думать, — это Адам. И, боже, это так неправильно-неправильно-неправильно, но на секунду я закрываю глаза и представляю, что я с ним. Я думаю о голубых глазах, низком смехе и всех тех вещах, о которых никогда не должна думать.
Блейк издает слабый стон, и звук его голоса настолько незнакомый и ужасающий, что я отталкиваюсь, вытирая рукой рот.
— Прости, — бормочу я, отходя к своему столу. — Мне правда жаль.
Блейк смотрит на меня очень холодным, отрешённым взглядом. Так же, как тем утром в Триксис. Как будто хочет разорвать меня на куски и пометить каждый кусочек липким стикером.
— Знаешь, я думал, мы закончили с этим, — говорит он.
— Закончили с чем? Блейк, я просто напряжена.
— Да, я помню это оправдание. Ты была напряжена каждый раз с той ночи в моём доме.
Мне не нужно спрашивать, чтобы понять, какую ночь он имеет в виду. Ночь, когда я ударилась головой. Ночь, когда я забыла. Или вспомнила. Чёрт, я даже не знаю, как это назвать.
Ты могла бы рассказать ему.
Я отбрасываю эту идею почти сразу, не успев подумать. Всё моё существо говорит, что я не могу рассказать Блейку. Ни о чём. А я определенно из тех, кто доверяет своей интуиции.