Шесть месяцев спустя
Шрифт:
— Прости, — снова повторяю я, как будто заело пластинку. — Думаю, давление из-за подачи заявлений и выпускного года сказывается сильнее, чем мне казалось.
— Ты занимаешься своими медитациями?
— Да, — лгу я, отворачиваясь, чтобы он не увидел раздражения на моём лице.
Но оно есть, и оно прожигает меня. Странная смесь страха и дискомфорта. Я не хочу, чтобы он так же, как моя мать, пытался исправить меня.
— Знаешь, тебе стоит подумать над тем, чтобы ходить со мной в спортзал. Это поможет тебе сжечь большую часть
— Спасибо, я просто не... — я замолкаю, потому что для меня это как тонна кирпичей. Я не хочу быть с Блейком. Просто не хочу. Даже если бы Адам вообще не существовал, я бы всё равно не захотела.
Кроме того, целыми днями пялясь на него на поле для лакросса, я чувствовала, что это неправильно. Что это не для меня.
— Блейк… — начинаю я, но останавливаюсь, потому что не верю в то, что собираюсь сделать, — … думаю, мне нужно немного времени. Немного... отдыха.
— Отдыха, — повторяет он, хотя совершенно ясно, что он знает, куда я веду, и он не сердится. Не сердится, не шокирован и даже частично не тронут.
— Перерыв. Просто чтобы собраться с мыслями.
Я поворачиваюсь к нему. Он очень спокоен и тих. Через какое-то время он подходит ко мне, касается мягкими пальцами моего лица. Прикосновение нежное, но его лицо — нет. Боже, как всё запутано.
— Ты имеешь в виду перерыв на какое-то время или разрыв навсегда? — спрашивает он.
Я не знаю. Не знаю, что я имела в виду. Я вообще не знаю, что делаю. Убраться подальше от Блейка в топе моего списка желаний. Я слышу слова Мэгги в моей голове. Разве я убегаю? Это именно то, что происходит?
— Не знаю, — честно признаюсь я. — Просто мне нужно некоторое время, чтобы со всем разобраться.
— Конечно, Хлоя. Я дам тебе время. Ты знаешь, я всегда буду рядом.
Слова как будто из кинофильма, но его лицо остаётся безэмоциональным. Как будто он никудышный актер, который играет свою роль не по сценарию.
И я бы хотела знать, какой придурок написал его.
Мы спускаемся по лестнице. Он полон вежливости, когда приобнимает меня возле двери.
— Уже уходишь? — спрашивает мама.
Её взгляд мечется между нами. Чувствует проблемы в раю? Возможно. Боится сказать слово «неприятность»? Определённо.
— Да, — отвечает Блейк, почёсывая затылок. Сейчас он выглядит более расстроенным, и чутьём я понимаю, что это тоже напоказ. Как будто всё это для её блага. — Я внезапно очень устал.
— Тогда будь внимательным за рулем, — предупреждает мама. — Скажи Дэниелу, что мы передавали привет.
Мои глаза расширяются, а кровь ощущается как ледяная вода. Я поворачиваюсь к ней.
— Дэниел?
— Его отец, — напоминает мама. — Серьёзно, Хлоя, где твоя голова в последнее время?
Ошеломлённая своим ляпом, я ничего не говорю. Блейк тоже замечает это, потому что я вижу, как тонкая пленка грусти отходит от его лица, открывая первое выражение, которому я поверила в этот вечер.
Подозрение.
Глава 14
На
Я как раз собираюсь прокричать имя Адама или бросить камень в окно, когда дверь резко открывается, и в проёме появляется старая женщина. Чёрт.
На ней надета рубашка в цветочек, которую не стирали уже целую вечность. Жидкие белые волосы неаккуратно свисают по сторонам широкого морщинистого лица. Эта женщина не имеет ни одной общей черты с Адамом. Начиная от водянистых зелёных глаз до белой, почти просвечивающей кожи, она совершенная противоположность Адаму, имеющему резкие черты и пронзительные глаза.
Ко мне наконец возвращается голос.
— Простите, что побеспокоила вас.
Она ничего не отвечает, просто смотрит на меня, будто понятия не имеет, что мне нужно. Или не понимает ни единого слова из того, что я говорю. Что вполне вероятно, если исходящий от неё запах выпивки — признак того, как она провела вечер.
— Адам дома?
Он появляется в поле зрения, натягивая рубашку. Краем глаза я вижу кусочек золотистой кожи над джинсами и усилием воли поднимаю глаза к его лицу. Его волосы ещё влажные после душа, он стоит босиком на ковре.
— Я разберусь с этим, ба, — говорит он.
— Глория? — спрашивает она, смотря на Адама намного более мило, чем на меня.
— Нет, ба, это я. Адам.
— Адам, — бормочет она, прикасаясь к его руке.
— Да. — Он мягко разворачивает её обратно в дом. — Тебе нужно вернуться. Сейчас холодно.
Её лицо морщится, черты сминаются, и она выглядит как бесцветная виноградина.
— Сукин сын! Сукин сын!
У меня отваливается челюсть от её внезапной враждебности. Крики переходят в надсадный кашель, а потом она уходит прочь, ковыляя по дому и продолжая ругаться. Адам какое-то время смотрит на неё, потом поворачивается ко мне. Он абсолютно спокоен.
А я, должно быть, выгляжу отчаянно, потому что он поднимает руку и снимает свою куртку с крючка возле двери. Задерживаю взгляд на его босых ногах, обутых в наполовину зашнурованные кеды. Он выходит ко мне, его дыхание вырывается клубами пара в темноте.
— Тебе не следует быть здесь.
Боже, я думала, что у меня была паранойя, но этим вечером Адам меня переплюнул. Он рассматривает парковку, расхаживая туда-сюда на крошечном пятачке цемента перед дверью.
— Ты когда-нибудь слышала о телефоне?