Шестьдесят рассказов
Шрифт:
– А сколько раз она бывала щедрой - тихо, стараясь, чтобы никто не заметил.
– Дает тебе восемь, а сама знает, что это десять.
– У нее бывали хорошие дни и бывали плохие дни. Как у большинства.
– Как-то ранним вечером, совершая дальнюю прогулку, я заметил в оголенных, побуревших сжатых полях направо от себя и налево от себя следующие предметы для интереса: в поле направо от себя - парочку, совокуплявшуюся в тени автомобиля, темно-бежевого «сту- дебекера», насколько я помню,
– А в поле налево от тебя?
– Мамка качалась.
– Она притащила свою старую качалку на собственном горбу, в такую даль. В лиловом настроении.
– Я приподнял шляпу. Она не ответила на мое приветствие.
– Она предавалась раздумьям. «Скорбь богини Демет- ры о смертности всех ее чад».
– Назвала мое исследование тошнотворным. Вот так прямо и сказала, дословно. И еще повторила.
– Я сказал себе, да кой хрен, ведь мне все это глубоко по барабану.
– Эта птица, которая упала на заднем дворе?
– Южный газон.
– Задний двор. Я хотел дать ей «Фрито».
– Ну и?
– Думал, может она голодная. Она же, зараза, летать не могла. Хряпнулась. Не могла летать. И я, значит, пошел в дом за «Фрито». Ну и, значит, пытался накормить ее «Фрито». Держал эту чертову птицу в одной руке, а в другой, значит, «Фрито».
– Она увидела и задала тебе вздрючку.
– Так и было.
– Она выдала тебе эту мутотень про «птичка наш пернатый друг, мы никогда не трогаем птичку, потому что птичке больно».
– Так и было.
– А потом она ее выкинула, птицу.
– В канаву.
– Надеясь, надо понимать, что дальше этим делом займутся те, кому положено.
– Мамка. Ее спросишь, как она, а она обязательно скажет: «Порядок». Как ребенок.
– Вот так они и говорят. «Порядок».
– Это все, что можно из них вытащить. «Порядок».
– Не подпускают к себе. Вот и Мамка тоже.
– Мамка разрешала лютню.
– Да. Она торчала на лютне.
– Помню, сколько часов мы так провели. Бряцая на лютнях.
– А Мамка сидит и качается напропалую. И накачивается экзотическими напитками.
– Лаймовый «Рики».
– «Орандж Блоссомс».
– «Роб Рой».
– «Куба Либре».
– «Александр» с бренди и «Бронкс» с бренди. И как она только пила всю эту отраву?
– Луженые кишки. Ну и конечно же божественность.
– Ясно. Так ты не хочешь малость прибрать это безобразие?
– В моих снах поселился какой-то монстр с копями, когти то ли бархатом обтянутые, то ли с тефлоновым покрытием.
– Ах, моншер, какой же ты чудесный парень.
– …Но в целом,говорит монстр, я чувствую себя чудесно. Затем он говорит, верни мне кукурузные хлопья. Ты дал эти кукурузные хлопья мне, говорю я, это мои кукурузные хлопья. Верни мне кукурузные хлопья, говорит он, а то я располосую тебя когтями. Да не могу я, говорю я, ты же дал их мне, и я их уже съел. Да брось ты, мужик, говорит он, верни мне кукурузные хлопья, а ты намазал их сперва маслом? Да брось ты, мужик, говорю я, подумай здраво, ну кто же это мажет кукурузные хлопья маслом…
– И как это кончается?
– Это никак не кончается.
– Помощь ожидается?
– Я позвонил по этому номеру, а они сказали, что тяжкие испытания - знак любви Господней.
– Так в чем же опора?
– В новой музыке.
– Да, не так-то часто услышишь Un Coup de Des
[63] в ритме польки. Это закаляет.
– В новой музыке нет барабанов, это очень смело. Чтобы компенсировать отсутствие барабанов, музыканты еженощно молятся Пресвятой Деве, коленопреклоня- ясь в светотканых ризах на сыром полу часовен, предусмотренных для этой цели в дальних коридорах всех больших арен…
– Мамка бы такого не разрешила.
– Как и многого другого. Мамка не разрешала Патрицию.
– Помню. Ты ее видишь?
– Иногда. Видел в субботу. Я обнял ее, и ее тело подпрыгнуло. Это было странно.
– Какие были ощущения?
– Странные. Чудесные.
– Тело знает.
– Тело многомудро.
– Тело на мякине не проведешь.
– Того, что известно телу, не выскажешь словами.
– Иногда я слышу, как они воют в больнице.
– Детоксикационное крыло.
– Привязанные бежевыми тряпками к кроватям.
– Мы этого избежали.
– Пока.
– Постучи по дереву.
– Уже постучал.
– Сучье, в обшем, дело…
– Вроде как когда она играла в скрэббл. Ни перед чем не останавливалась. Использовала самые похабные слова и с пеной отстаивала их законность. Я был просто шокирован.
– Она, в ее пурпурных одеяниях.
– В поисках экстатического озарения. Которое поднимет людей на четыре фута над полом.