Шифр Шекспира
Шрифт:
Роз осталась не в восторге. Мне случилось работать рядом с ее кабинетом, когда Максин пришла с этой новостью. После напряженного молчания Роз сказала: «Могла бы выбрать Йель или Стэнфорд. Зачем хоронить себя в Юте?»
Однако Максин стояла на своем: Юта — ее родина, там она будет ближе всего к народу отца (к югу от городка находится резервация пайюте) и матери, навахо, сможет заниматься Шекспиром и преподаванием, в том числе индейцам. После этих слов громко хлопнула дверь, и больше я ничего не услышала. Наступившая пауза показалась мне зловещей:
Сейчас она повернула голову и удивленно застыла.
— Кэт Стэнли, — проговорила Максин.
В театре раздались крики и скрежет мечей недолгой схватки. Взгляд Максин метнулся туда.
— Заходи, — сказала она, повернулась, открыла только что запертую дверь и шагнула внутрь, исчезая в темноте — Я тебя ждала.
«Ждала»? Я застыла на пороге. Кто ей доложил, что мы приедем?
Бен уже клал в карман пистолет. Я набрала воздуха в грудь и прошла за Максин.
20
Переступив порог, я почувствовала, как насторожился Бен за моей спиной.
— Кто тебе сказал?
— Роз, конечно, — ответила Максин из темноты. — Кто же еще?
Она щелкнула выключателем, и комнату затопил теплый золотой свет.
— Если хочешь воспользоваться архивом, придется пройти внутрь.
Я сделала еще несколько шагов. Бен не двигался.
Максин, пройдя к окнам, распахнула одну задругой решетчатые рамы, и ночной воздух принес розовый аромат.
— Что происходит, Кэти?
— Мне нужно провести кое-какие исследования.
Напротив окна Максин повернулась, наблюдая за мной по-индейски, незаметно.
— Роз едет навестить тебя в «Глобусе» и погибает во время пожара. Театр сгорает вместе с первым фолио, и не когда-нибудь, а двадцать девятого июня. Во вторник. — Она откинулась назад, положив ногу на ногу. — Два дня спустя ты объявляешься здесь, точь-в-точь как предсказывала Роз. А тем временем горит Гарвардская библиотека со вторым экземпляром фолио. — Максин посмотрела мне в глаза. — Весь шекспировский мир встал на дыбы из-за этих пожаров. У меня, наверное, папка входящих писем забита доверху, а ты тут исследования проводишь?
Я поморщилась:
— Будет лучше, если ты перестанешь задавать мне вопросы, на которые я не могу дать ответ.
— Еще один, и все. — Она оттолкнулась от подоконника. — Ты это ради нее делаешь или для кого другого?
Брошь повисла тяжестью у меня на шее.
— Ради нее.
Максин кивнула:
— Тогда ладно. Как пользоваться архивом, ты знаешь. Понадобится помощь — зови.
Я огляделась. С моих прошлых визитов в зале стало гораздо уютнее. Широкие столы, расставленные по серому кафельному полу, остались прежними, зато теперь к ним добавились просторные мягкие кресла и серебряные вазы для цветов. Вдоль стен, как и раньше, стояли дубовые шкафы картотек.
Максин
— У нас новая покровительница, — пояснила она.
О миссис Престон я знала немногое: к ученым ее не отнесешь, скорее к коллекционерам с причудами. Говорили, богата она баснословно.
Я прошла к каталогу. Одна его часть отводилась персоналиям, вторая — местам, третья — событиям, а четвертая — всему остальному. Я направилась прямиком к секции персоналий, ящичку, помеченному «Гл — Гу».
«Годнайт, Чарльз, фермер (читал Шекспира рабочим).
Грант, Улисс С., генерал и президент (играл Дездемону в Техасе, будучи лейтенантом)».
У меня перехватило дыхание. Я сдвинула карточку, и…
«Гренуилл, Джереми, золотоискатель и карточный шулер (играл Гамлета в томбстонском театре «Птичья клетка», май 1881)».
Гамлет! Он играл Гамлета! Гренуилл вдруг стал так мне близок, что я почти ощущала его присутствие. Казалось, обернешься — а он стоит за спиной, мерцающий и нечеткий, как отражение луны, но все же зримый.
Я повернула голову, однако увидела только театр за открытым окном. Впереди, сидя за столом, Бен что-то говорил Максин низким полушепотом. Она рассмеялась — громко, во весь голос, взорвав библиотечную тишь. На вид — обычная дружеская болтовня, однако Бен все держал в поле зрения — и двери, и окна, и Максин.
Вытащив карточку с Гренуиллом, я вставила на ее место розовую закладку с надписью «Отсутствует».
Гамлет. Скорее всего именно этим Гренуилл и вызвал у Роз интерес. Но куда она двинулась потом? Я снова взглянула на карточку.
«Работал в Нью-Мексико и Аризоне в 1870–1881 гг. Заявленные участки — Аризона: "Корделия", "Офелия", "Марокканский принц", "Тимон Афинский"; Нью-Мексико: "Клеопатра", "Лукавый купидон"».
Гренуилл понимал в Шекспире, это факт: Корделию, Офелию и Клеопатру знают все, и прииски с такими названиями встречаются по всем Скалистым горам. Мне было невдомек, почему он выбрал Тимона. Насколько можно предположить, Шекспир явно был не в духе, когда писал эту пьесу, — и, как результат, никто не читал ее по собственной воле. Что до «Купидона», мне слышались какие-то смутные подсказки о его принадлежности Шекспиру, но их нужно было проверить. На самом деле больше всего меня порадовал «Марокканский принц» — не столько своей новизной, сколько уместностью.
В «Венецианском купце» принцу было предложено выбрать из трех ларцов: золотого, серебряного и свинцового. Если он угадает, в каком из них лежит портрет героини, то получит право жениться на ней. Принц выбрал золотой, и не нашел ничего, кроме черепа с насмешливой запиской: «Не все то злато, что блестит». Эту же строчку Гренуилл перефразировал в письме к профессору Чайлду. Пусть Аризона и Нью-Мексико были не самыми золотоносными штатами, зато я оказалась права: Гренуилл искал его, и не понарошку.