Шифр Шекспира
Шрифт:
— Другие могли бы у него поучиться, — заметил Бен. — Только подумай, насколько было бы проще, если б Генрих Восьмой выдал Анну Болейн замуж и устраивал бы групповушку, когда вздумается.
— Генриху был нужен наследник, — урезонила Атенаида, — в отличие от Якова.
— Королю повезло, что Франсес не видела в нем соперника, — сказала я. — Как и Эссексу. Карр, к тому времени граф Сомерсет, завел еще одного любовника, который хотел или пытался «перетянуть одеяло на себя». Франсес добилась того, чтобы его заточили в Тауэр, и якобы из сострадания послала ему корзинку
— «Королева Червей напекла кренделей», — поддразнил Бен.
— …подмешав в них яд. Бедняга в мучениях скончался. Франсес созналась в убийстве перед палатой лордов, а Сомерсет заявил, что невиновен, но ему не поверили. Обоих приговорили к смерти, однако король заменил казнь пожизненным заключением. По тем временам скандал вышел необычайный.
— Добрая старая Англия, — произнес Бен. — И об этих-то людях Гренуилл просил навести справки? Они тоже имеют какое-то отношение к Шекспиру?
— Мне об этом неизвестно. Зато они имеют отношение к «Дон Кихоту», а значит, и к истории Карденио. Поэтому…
— Дочитайте письмо, — сказала Атенаида.
— «В нашем случае — думаю, ты со мной согласишься, — наиболее многообещающе выглядит треугольник Франсес — Карр — Эссекс».
Атенаида тронула меня за руку:
— А «Карденио» тоже построен на треугольнике?
Я нехотя встретилась с ней глазами.
— Да.
— В таком случае разве не очевидно, что «Карденио», вероятно, бросал тень на Карра, графа Сомерсета, и его отношения с графиней и Эссексом?
— Нет! — Вышло грубее, чем хотелось. Я набрала воздуха в грудь и стала объясняться: — Если Карр ходил у короля в любимчиках и кто-то рискнул бы состряпать на него пасквиль в виде пьесы, имя Карденио он выбрал бы в последнюю очередь. Намек был бы очевиден, а это опасно.
— Думаете, Шекспир сторонился опасностей?
— Любой здравомыслящий человек побоялся бы злить короля, учитывая нравы эпохи, — возразила я. — Однако основной недочет этой версии в том, что не все треугольники одинаковы. В пьесе Карденио — первая, настоящая любовь героини, а его противник — подлец и предатель. История, наоборот, сделала первого мужа Франсес Говард «собакой на сене»: любить ее он не мог из-за импотенции, отпускать не хотел. Карр оказался тем самым спасителем, который избавил ее от брачных уз, больше похожих на кандалы.
— Эссекс был импотентом? — переспросил Бен.
— Кто его знает? Впрочем, граф, глава рода Говардов — не то дядя, не то двоюродный дед Франсес (вечно в них путаюсь) — называл Эссекса «господин мерин».
Атенаида прищурилась.
— Вы явились с расчетом выяснить что-нибудь о «Карденио» и получили готовую теорию. Зачем так поспешно ее отвергать?
— Не о «Карденио».
Атенаида перевела взгляд с меня на Бена и обратно.
— Не поняла.
Я чувствовала, как от Бена прямо-таки веет неодобрением, но сейчас поддержка Атенаиды была нужнее.
— Мы приехали не за информацией. — При этих словах у нее между бровей пролегла морщинка. — Мы приехали за самой пьесой. Гренуилл утверждал, что нашел экземпляр рукописи.
После нескольких
— И вы думаете, что сможете отыскать его?
Ее алчность была почти осязаемой.
— Роз думала, что сможет.
— Как?
— Не знаю. Но история Говардов ей в этом едва ли помогла бы. Я почти уверена, что она не имеет отношения к делу — недаром Гренуилл стал разбираться в ней уже после того, как нашел пьесу.
Атенаида задумалась, склонив голову, а затем отошла от стола.
— Дочитайте письмо.
— «Я отчасти горжусь, что мне удалось размотать первый клубок связей. По крайней мере это немного притупляет досаду от того, что со вторым я не справилась совершенно — так и не сумела выяснить, могли ли существовать узы родства между Графом и Бардом. Мне бы очень хотелось услышать, что заставило тебя это предположить».
«Аналогично», — подумала я.
— Значит, Гренуилл считал, что они были родственниками? — спросил Бен. — Шекспир и отравители Говарды?
— Это не все, — ответила я, пробегая глазами остаток письма. — Он, видимо, предполагал еще и участие некоего священника. Католического.
— Опасное дело, верно? — спросил Бен.
Я кивнула:
— За их укрывательство можно было лишиться головы, земель, всего, чем ты владел, даже наследства детей. А тех, кого подозревали в сговоре с иезуитами, вешали, потрошили, четвертовали как государственных изменников — считалось, что они злоумышляют против королевы. И все-таки здесь, в письме, сказано, что священник скорее имел место, нежели Говарды.
Бен заглянул мне через плечо:
— А откуда мы знаем, что этот Гренуилл не съехал с катушек?
— Ему удалось убедить профессора Чайлда. Вот послушай: «Наверное, профессор Чайлд поможет тебе во всем разобраться. Должна признать, его решимость посетить тебя меня удивила, хотя и порадовала. Верно, он не пошел бы на такие издержки, не будучи уверен, что твоя находка подлинна».
Итак, профессор — отнюдь не энтузиаст-путешественник — собрался лично отправиться в Томбстон. Из Массачусетса. Учитывая, в каком году это происходило, речь шла не о загородной прогулке.
Я наскоро проглядела последние строки, но ничего важного не нашла — одну незначительную болтовню. Заканчивал ось письмо цитатой из Шекспира, подчеркнутой двойной линией:
«Все пути приводят к встрече — это знает стар и млад [26] .
Пиши; твои письма для меня — ценнейший из кладов, который я буду беречь до конца дней.
Офелия Фэйрер Гренуилл».
«Офелия», — подумала я с болью в сердце.
26
Использован отрывок из пьесы «Двенадцатая ночь или, Что угодно». Пер. М. Лозинского