Широкое течение
Шрифт:
— Почему ты спал одетым, где ты был? — настойчи¬
во донимал его Гришоня, разливая чай. — Уж не напился
ли ты?
— Да, почти что напился.
— С какой это радости?
— Отстань!
— Оч-чень интересно!
Выпив наскоро по стакану чаю, они вышли на улицу,
прижимаясь к стенам домов, поспешили к трамвайной
остановке.
Плотные, по-осеннему водянистые тучи опустились
низко, на самые крыши домов, сеял мелкий и спорый
дождь;
деревья потухли, ветви их обвисли, листья посерели, на¬
бухли влагой и, падая, шлепались на асфальт грузно, как
оладьи; в иссеченной водяными струями мгле расплывча¬
тыми пятнами двигались торопливые фигуры людей.
В трамвае, сдавленный телами людей, Антон с тос¬
кой думал о том, что в цехе уже знают о его вчерашнем
поступке, и живо представил, как рабочие, а особенно
молодые, будут искоса поглядывать на него, усмехатъ-
ся, острить; и в первый раз за все дни жизни на заводе
ему не хотелось показываться в кузницу: было стыдно.
Подойдя к молоту и застав там Фому Прохоровича,
который пришел раньше всех и готовил рабочее место,
Антон вспомнил, что сегодня они обязались дать наи¬
большую выработку дефицитной детали.
Печь уже была загружена металлом, разрастаясь,
шумело в ней пламя, в потолок рвались черные и вязкие
клубы дыма, расплывались и висели там, закрывая собой
льющийся сквозь стеклянные квадраты неяркий свет.
— Долго спите, молодцы, — упрекнул Фома Прохоро¬
вич, встречая своих помощников, и, скупой на шутку,
оживленно прибавил: — Ты что, Антоша, голову повесил?
Вчерашний день ищешь — не найдешь, брат, так что хо¬
ди веселее!
Вывернувшийся из-за печи старший мастер Самыл-
кин, оглядываясь по сторонам, сообщил, как тайну:
— Замечайте, ребята, весь цех на вас смотрит: про¬
центов двести пятьдесят должны дать, никак не мень¬
ше. — И откатился к другому молоту, как мальчику по¬
грозив Антону пальцем.
— Слышали?.. — многозначительно напомнил Фома
Прохорович.
Надвинув кепку на брови, Антон стал регулировать
подачу горючего в печь. Сумрачный, по-вокзальиому гро¬
мадный корпус с приходом здоровых, хорошо отдохнув¬
ших людей оживал, отовсюду неслись веселее воскли¬
цания.
Прозвучал сигнал, и молоты один за другим пришли
в движение; гром ударов, могуче, полноводно ширясь,
смял людские голоса, подобно артиллерийской подготов¬
ке перед атакой, огненные вспышки озарили простран¬
ство; учащенный ритм труда властно
Только Антон, угнетенный неотступной думой о том
светлом, теперь уже навсегда потерянном, что было свя¬
зано с именем Люси, оставался безучастным ко всему;
как ни старался расшевелить себя, не чувствовал преж¬
ней удали, игры сил; голова все еще болела, настойчиво
звенели в ушах резкие слова: «Я не нуждаюсь ни в вас,
ни в вашей любви!»
Фома Прохорович, наклонив голову, поверх очков
смотрел на него из-под нависших бровей с недоумением,
как бы не узнавая. От этих взглядов нагревальщик еще
больше волновался и нервничал. Кочерга как назло не
слушалась, соскальзывала с горячих заготовок, болванка
заваливалась в выщербленный печной под.
«Чорт бы тебя взял! — мысленно ругался Антон, на¬
прягаясь и исходя потом. — Неужели нельзя ничего при¬
думать, чтоб полегче было?.. А то вот дергай ее, окаян¬
ную!.. Вон она завалилась и лежит, хоть разорвись тут!
А ведь инженеров, техников в цехе тьма! Дать бы им ко¬
чергу в руки, пускай поковыряются, кочерга скорее за¬
ставит их пошевелить мозгами. — И, сердясь, с силой вы¬
ворачивал болванку вместе с кирпичами. — А, чорт!...
Рельсы бы тут проложить, что ли?..» Вслед за тем мысль
назойливо возвращалась к одному и тому же: «Люси-то
нет... К чему теперь стремиться?.. После работы чем "за¬
няться? Куда пойду?..» И, позабыв о болванках, опи¬
раясь на кочергу, стоял в раздумье и глядел куда-то ми¬
мо прессов и печей, но ничего не слышал и не видел, по¬
ка Гришоня, толкнув его, не заставлял очнуться, — мо¬
лот ходил вхолостую, и Фома Прохорович сердился.
Торопясь успеть за кузнецом, Антон как-то неловко,
неумело взял клещами болванку, не удержав, выронил
ее, и она, искрящаяся, красная, будто налитая огненной
кровью, покатилась по полу к ногам Фомы Прохоровича.
Тот, поспешно отступив, подхватил ее своими клещами,
сунул обратно в печь, и над ухом Антона непривычно
раздраженно и властно загремел голос кузнеца:
— Мы не мух давим, а детали штампуем! Понял?
Работаешь, как вареный, не руки, а крюки! — Сильный,
грузный, чуть ссутулившийся, он шагнул к молоту, кинув
на парня гневный взгляд, губы шевелились, — видимо,
он недовольно ворчал. — Давай! — крикнул кузнец.
До обеда не отковали и половины обычной дневной
нормы. Фома Прохорович отшвырнул клещи, взбил на