Шиворот-навыворот. Глеб и Ванька
Шрифт:
Ванька вдруг утратил ощущение реальности, не в силах понять, где он. Попытался встать, но голова кружилась все сильнее, точно его несло на карусели. В глаза полезли красные мушки, мешая смотреть. Ванька попытался смахнуть их, но руки и ноги вдруг стали словно чужими. Он завалился на бок и отключился.
Минут через десять из подъезда шестнадцатиэтажки вышел тринадцатилетний голубоглазый паренек с длинной черной челкой, закрывающей пол-лица. Он огляделся, нашел неподалеку огромную лужу и принялся рассматривать свое отражение, потом ощупал лицо, руки, одежду, изучил содержимое карманов. С одной стороны, он казался таким же, как и сотни других мальчишек его возраста, но если внимательно
В призрачной, мутной, точно заполненной густым утренним туманом, комнате, в окружении выцветших призраков, которые хохотали и тыкали пальцами, сидел настоящий Ванька Гордеев, пока странный паренек в Ванькином обличье шагал к нему домой.
Глава 9. Нольская аномалия
Глеб, оставшись один, первым делом отшвырнул простыню, которой был накрыт. Обнаружил, что лежит в кровати совершенно голый. Метнулся к шкафу, торопливо распахнул дверцу, боясь, что сейчас вернется мама или Ванька… И оказался по колено в котятах. Ругаясь сквозь зубы, он кое-как затолкал плоды сновидений под кровать, выудил домашние шорты и с облегчением оделся. Вышел на кухню.
Мама смела голубые осколки в совок и выбросила в мусорное ведро.
— Зачем ты встал, сынок. Я бы тебе сейчас все принесла.
— Мама! Ты сама лежи — вон, вид совсем больной! Чего ты со мной сидишь?
— Кто ухаживать-то за вами будет? Ванька опять на улицу сбежал, баламут. Ты бы поговорил с ним, Глебушка, что-то он сам не свой в последнее время. Беспокоюсь я за него.
— Да чего ему сделается? Поговорю-поговорю, не беспокойся. Иди болей!
Выпроводив маму с кухни, Глеб взял самую большую кружку, до краев наполнил холодной водой из-под крана и осушил в три глотка. Потом наполнил еще раз и выпил медленно, смакуя каждый глоток. Со стуком опустил кружку на столешницу, и некоторое время прислушивался к себе. Ледяная вода стекла по пищеводу и провалилась в желудок, немедленно взорвавшийся отчаянным чувством голода.
Глеб распахнул дверцу холодильника, жадным взглядом окинул полупустые полки. Полбатона вареной колбасы, масло, майонез, маринованные огурчики в банке… Разложив добычу на столешнице и присовокупив к ней черствый батон, Глеб дрожащими от нетерпения руками соорудил три гигантских многослойных бутерброда. Не в силах донести вожделенную пищу до стола, он открыл рот и впился в сырно-колбасно-булочную башню.
Первый бутер исчез за пять секунд. Стало чуть легче. Глеб все-таки уселся за стол и даже совершил еще одну ходку к холодильнику, чтобы налить кружку молока. Приканчивая третий шедевр кулинарного искусства, он услышал шаги. Скосил глаза поверх волн майонеза с вкраплениями маринованных огурчиков и увидел в дверях маму.
Не имея возможности разговаривать — рот был плотно забит бутербродом — Глеб вопросительно мотнул головой.
— Не лежится мне, — пояснила мама. — Думала, ты есть захочешь, надо приготовить чего-нибудь. А ты уже сам разобрался. Ну, все равно — надо Нику кормить, лекарства им с папой дать.
Глеб мутными от сытости глазами понаблюдал, как мама ходит по кухне, хлопает дверцами шкафчиков, гремит кастрюлькам. Мелькнула пристыженная мысль, что он, здоровый, сидит, а больная мама суетится. «Сейчас, — пообещал себе Глеб. — Пять минут полежу и сам все сделаю…». Додумывал он уже по дороге в свою комнату, где упал на кровать и отключился, не долетев до подушки.
В черном прямоугольнике окна висел тонкий серпик нарождающегося месяца. Тишина в квартире. Ночь. Глеб обвел глазами комнату — порядок, все на своих местах, пол твердый, обои нормального
Глеб шагнул к столу, щелкнул выключателем светильника. Бросил взгляд на часы — двадцать три сорок пять. Побродил по квартире, убедился, что все спят. Постоял у раскрытого холодильника. Аппетит, придавленный мега-бутербродами, не подавал признаков жизни. Спать тоже не хотелось. Не зная чем бы заняться, Глеб присел на диван в гостиной и лениво защелкал кнопками телевизионного пульта.
Замелькали кадры из фильмов, футбольные матчи, реклама, новости… В перебивающих друг друга голосах проскочило знакомое название. Глеб торопливо отщелкнул назад:
— …обсуждение удивительной погодной аномалии, наблюдаемой в городе Нольске за последние три дня. Сегодня у нас в гостях доктор метеорологических наук, профессор, руководитель городской метеостанции — Иван Арнольдович Крайнц. Здравствуйте, Иван Арнольдович. Скажите, что думают метеорологи о необычных погодных условиях, обрушившихся на город Нольск?
Тучный мужчина достал из кармана пиджака белоснежный носовой платок и тщательно вытер лысую макушку. Затолкал платок обратно в карман, шумно выдохнул и сказал:
— Прежде всего, необходимо отметить, что подобные явления имели место и раньше в истории метеорологических наблюдений. Вспомним хотя бы необычайно теплую последнюю зиму. До середины января температура ни разу не опустилась ниже отметки в десять градусов Цельсия!..
— Но, позвольте, — перебил нервный худощавый ведущий. — Прошлая зима, безусловно, выдалась теплой, однако подобные явления наблюдались по всей территории страны. А можете ли вы привести пример аномального потепления, имеющего четкую локализацию. Как в данном случае. Ведь резкое повышение температуры воздуха в течение трех дней — с пятнадцатого по восемнадцатое октября — наблюдалось в пределах исключительно одного города! На территории Нольска столбики термометров достигали отметки в двадцать восемь градусов! И это в тени! Во второй половине октября! Наш корреспондент побеседовал с жителями города и выяснил, что среди населения имеют хождение различные гипотезы происходящего. Наиболее популярна теория о разрушении озонового слоя над городом выбросами в атмосферу из труб крупнейшего городского предприятия — завода «Нольскбуммаш». Когда наш корреспондент в последний раз выходил на связь вчера вечером, он сообщил, что горожане готовятся пикетировать завод с требованиями остановить производство. Что вы на это скажете, Иван Арнольдович?
— Разговоры о внезапном локальном разрушении озонового слоя лишены всяческого смысла… — наливаясь краской, гневно заговорил толстяк…
Глеб уже не слушал. Перед глазами стоял раскаленный пляж — его личный трехдневный ад. Палящее солнце на выцветшем небосклоне. Жара. Обжигающий песок. «Ничего себе, я потемпературил, — с беспокойством подумал Глеб. — А если бы мне море в бреду померещилось? Тогда что? Потоп? Пожалуй, лучше в ближайшее время не болеть. Беспорядков в городе еще не хватает. И где Пашкин папа работать будет, если завод прикроют? Вот я замутил тему…».
Захотелось срочно поделиться с кем-нибудь своими переживаниями. Поскольку в курсе событий был один Гном, то и поговорить о наболевшем можно было только с ним. Глеб вскочил и метнулся к телефону. Цифры на электронных часах сменились с ноль пятнадцати на ноль шестнадцать. Не самое подходящее время для звонка. Особенно учитывая, что Пашке завтра в школу и сейчас он, наверняка, спит.
Разозлившись на приятеля, не оказавшегося под рукой в нужный момент — кстати, мог бы и навестить больного товарища — Глеб пнул подвернувшегося под ноги игрушечного котенка… Нахмурился. Подобрал игрушку. Никак не удавалось вспомнить — был ли у Ники такой кот или это один из обитателей его шкафа.