Школа корабелов
Шрифт:
— Да, у себя на дому, три раза на неделе.
— И какое же вознаграждение потребуешь за сие обучение?
— Никакого.
— Странно… Ну, что ж, коли так, в добрый час.
Ближайшие месяцы показали, что Гурьев не ошибся в выборе студентов. Гроздов и Аксенов оказались на редкость способными к математике. Вместе с воспитанниками они слушали лекции профессора и тщательно конспектировали их. Гурьев выделял в их записях главное, дополнял пропущенное и вычеркивал лишнее. Постепенно из этих конспектов составлялись отличные учебные
С легкой руки Путихова, учителя звали студентов «подголосками Гурьева». Воспитанники также пытались применить к ним эту кличку, но Саша Попов и другие ученики верхнего класса быстро отбили охоту к насмешкам над адъюнктами.
Михаил Аксенов, высокий, плечистый, был вспыльчив до того что терял в гневе рассудок. Он частенько порывался пристукнуть Путихова, когда пьяный титулярный советник начинал извергать потоки брани на профессора и его помощников. Спокойному, молчаливому Гроздову стоило больших трудов сдерживать своего друга.
3
С приходом Гурьева уроки словесности в верхнем классе прекратились. Андрей Андреевич Редкозубов преподавал теперь в двух нижних классах. С новыми учениками он не сблизился и часто заходил отвести душу к охтенцам.
В воскресные вечера Попов, Осьминин и Колодкин приходили к Редкозубову на дом. Для Андрея Андреевича это были чудесные вечера. Он шутил, смеялся и пел вместе с молодежью, рассказывал о себе, о пережитом им в годы царствования покойной императрицы.
Наташа угощала всех чаем. Она припасала ворох свежих кренделей и бубликов, и голодные юноши без стесненья уплетали их, а отец и дочь радовались аппетиту гостей.
Говорили обо всем: об успехах эскадры Ушакова на Средиземном море; о разрыве с Англией и походе сорока тысяч донских казаков в Индию для освобождения ее от британского владычества; о публичных лекциях в Академии наук. Наташа принимала живое участие в беседе, а когда речь заходила о литературе, метко и остро высмеивала модные французские романы.
Саша диву давался, сколько русских и иностранных книг она знает.
Отец и дочь представляли в лицах сцены из трагедий Шекспира, а иногда Наташа одна читала на память отрывки из сочинений Карамзина, Радищева или Державина. Монологи Дездемоны и бедной Лизы вызывали у слушателей непритворные слезы. Они не сводили восхищенных глаз с девушки и готовы были слушать ее без конца.
С Поповым Наташа говорила мало, избегала садиться рядом, смотреть ему в глаза. Замечая это, Саша думал, что она все еще не забыла грубых слов, сорвавшихся у него с языка при первом знакомстве, и старался сдерживать и не выдавать растущего влечения к Наташе. Но обоих волновало предчувствие, что не сегодня — завтра с ними
Однажды, когда Андрей Андреевич вышел проводить воспитанников, Саша вспомнил, что забыл в гостиной книгу. Он вернулся за ней. Увидев Попова, девушка радостно улыбнулась и вся потянулась ему навстречу.
Взволнованный ее улыбкой, Попов смущенно взял книгу, но не уходил.
— Побудьте еще немного у нас, — предложила Наташа. — Ведь в училище вам еще рано возвращаться.
Саша неловко переступал с ноги на ногу.
— Спасибо, но… Мне нужно идти…
Наташа вспыхнула. С обидой в голосе она сказала:
— Извините, я не подумала о том, что вы можете спешить еще куда-нибудь, помимо училища.
— Я не спешу, — торопливо начал Попов, — никуда не спешу, но, видите ли… Я думал, что и без того мы бессовестно долго у вас сидели и надоели вам.
— Нисколько. Напротив, отец и я всегда рады вам. Скажу больше, после ваших визитов у папы много дней бывает отличное настроение. А знаете, Саша, в чем я себя постоянно упрекаю? В том, что до сих пор не поблагодарила вас.
— За что? — удивился Попов.
— За ваше участие, за совет, за помощь… — Слова у Наташи срывались горячо, поспешно, точно она боялась, что Попов уйдет, не дослушав ее до конца. — Я не могу выразить, как бесконечно благодарна вам за счастье, которое вы вернули в наш дом.
— Стоит ли вспоминать о том, что было. По крайней мере, уж я-то меньше других причастен к перемене в Андрее Андреиче. Добились ее вы, а потом воспитанники верхнего класса. И пользу-то эта перемена принесла больше всего нам, его ученикам, всей школе. Разве не Андрей Андреич снял училище с мертвого якоря, разве не он выхлопотал для нас профессора математики?
От слов Попова на Наташу повеяло таким теплом, такой подкупающей искренностью и сам он показался ей таким мужественным и благородным, что она, боясь выдать переполнившее ее чувство симпатии, отошла к камину.
— Это ты о ком, Попов? Обо мне? — услышала она веселый возглас Андрея Андреевича, незаметно вошедшего в комнату. — А я и не знал, что выполнял обязанности боцмана. Стало быть, говоришь, снял училище с мертвого якоря? Интересно, что сказал бы Путихов, услышав это.
Редкозубов рассмеялся и дружественно потрепал Сашу по плечу.
Попов пробыл недолго и ушел, испытывая тоскливое волнение от сознания, что безнадежно влюбился.
После этого вечера Саша не сразу смог войти в обычную колею. Образ Наташи неожиданно всплывал на уроках, мешал сосредоточиться на лекциях. Он почувствовал, что учение стало даваться ему гораздо труднее, чем Ване и Яше. И самым неприятным было то, что профессор Гурьев заметил его неуспехи в математике, рассеянность и отсутствие прежнего внимания.
«Надо покончить с этим», — внушал себе Саша. И, призвав всю силу воли, решительно отказался от встреч с Наташей.