Школа остроумия, или Как научиться шутить
Шрифт:
преуменьшение, явно нелепое, делает поговорку остроумной. То
же самое относится и к английскому определению бокса:
Обмен мнениями при помощи жестов.
Существует своеобразная форма эвфемизма, когда понятие
выражается через отрицание противоположного понятия.
Например, вместо красивый говорят недурной, вме-
сто интересный — небезынтересный, вместо хорошо —
неплохо. Эта
абсурда и тем самым превращена в прием остроумия (И. Ильф и
Е. Петров "Двенадцать стульев"):
В дворницкой стоял запах гниющего навоза,
распространяемый новыми валенками Тихона. Старые валенки
стояли в углу и воздуха тоже не озонировали.
Чеширский кот и
остроумие нелепости
С приемом доведения до абсурда сходен прием, который
лучше всего назвать остроумием нелепости.
Вот, например, известная фраза, произнесенная одним
воинствующим безбожником. Он закончил свою лекцию по
атеизму таким эффектным высказыванием;
На вопрос, есть ли бог, надо ответить положительно: да,
бога нет.
Существует популярный в начале XX зека анекдот о
привередливом посетителе кондитерской, который заказал торт с
надписью "Привет с Кавказа", трижды требовал переделать
надпись потому, что она казалась ему недостаточно красивой, а
на вопрос кондитера — упаковать ли торт в коробку, отвечал —
не надо, я его здесь же и съем.
Прием этот — остроумие нелепости — используется не
только в бытовых анекдотах, но также в литературе, особенно
часто в жанре литературной пародии. В нем есть много общего с
приемом доведения до абсурда, но существуют и различия.
Доведение до абсурда достигается, как правило, путем
преувеличения, или гиперболы. А остроумие нелепости заложено
в самой ситуации, противоречащей здравому смыслу и
повседневному опыту.
Читая знаменитую сказку Льюиса Кэрролла "Алиса в стране
чудес", читатель много раз смеется, — не всегда отдавая себе в
этом отчет, — над остроумием нелепости.
Возьмем, к примеру, рассказ о чеширском коте, на лице
которого почти всегда была улыбка. Иногда улыбка исчезала, и
оставалось только лицо; но случалось, что исчезало лицо, и тогда
оставалась лишь улыбка.
Лет
обсуждавших возможность отмены телесных наказаний (розог),
некий либеральный юрист не без цинизма заметил;
Пороть мужика гнусно, но что мы можем предложить ему
взамен?
Эти строки и сейчас вызывают улыбку, а в свое время эта
острота считалась одним из "гвоздей сезона".
В чем ее смысл? Обычно, когда у человека что-то отнимают,
лишают его чего-то, то он вправе требовать компенсации,
предоставления каких-нибудь других ценностей, льгот,
преимуществ. Но телесные наказания едва ли относились к тем
благам, лишившись которых, мужик захотел бы получить что-
нибудь другое. Однако построение фразы и мысль, выраженная в
такой форме, исходят из предположения, что отмену розог надо
якобы чем-то возместить мужику, иначе, пожалуй, он и не
согласится с этим. Такое предположение противоречит здравому
смыслу, оно нелепо. Но нелепое предположение содержится в
этой фразе не явно, в виде намека, пусть даже прозрачного. Так
что здесь — соединение двух приемов.
Приведем еще пример остроумия нелепости. Когда пресса
распространила ложные слухи о смерти Марка Твена, он
выступил с таким опровержением:
Слухи о моей смерти сильно преувеличены.
Едва ли нужно пояснять, что именно нелепость
формулировки сделала ее остроумной.
Здравый смысл разнится у разных людей в зависимости от
жизненного опыта, развития, образования. Отсюда —
непреднамеренное остроумие людей, вторгающихся без
соответствующей подготовки в чуждые им области знания.
Забавно бывает, например, врачу выслушивать рассуждения
неспециалистов на медицинские темы.
В литературе эту форму остроумия используют очень часто.
Пожалуй, один из наиболее известных в этом отношении
рассказов "Письмо к ученому соседу", весь построенный на
"нечаянном" остроумии высказываний полудикого степного
помещика; апофеозом рассказа явилась фраза, ставшая
впоследствии крылатой и вошедшая в наш повседневный обиход:
Этого не может быть, потому что этого не может быть
никогда.
Популярный в свое время среди читателей раздел "Нарочно
не придумаешь" в журнале "Крокодил" почти целиком состоял из