Школа в Кармартене

Коростелева Анна Александровна

– Вы знаете, в чем отличие поэзии Семерых мудрецов бамбуковой рощи от поэзии Ли Бо и его современников? – говорил Сюань-цзан.

– Да? – медлительно отзывался Финтан, склонившись над доской.

– Ли Бо – настоящий классик. Вот вам пример. Можно себе представить, что Ли Бо почему-либо вдруг поставили где-нибудь памятник. Это странно, согласен, но это можно себе представить. А вот если попытаться поставить памятник кому-нибудь из Семерых мудрецов бамбуковой рощи, этот памятник непременно или сделает неприличный жест и

убежит, или еще как-нибудь себя проявит, – к примеру, растает в воздухе.

– Да, понимаю, – говорил Финтан. – То же и в нашей поэзии: со временем все вырождается в классику.

* * *

– …С флейтой иду за луной, ветра ловлю полет, В плаще травяном брожу возле озерных вод, Всю жизнь в мечтах стремился больше всего К тому из путей, что на Циюань ведет, —

сказал однажды в воздух Сюань-цзан, сидя на ступенях лестницы при входе в башню Сновидений. – Итак, вы не хотите учиться у меня, Афарви, и впечатление мое было ложно, не так ли? – продолжил он, улыбаясь.

– Я не знаю, уважаемый Сюань-цзан, – вежливо сказал Афарви, появляясь из-за дерева, где он прятался. – Я боюсь… разочаровать вас.

– Разве можно ручаться и знать, – сказал как ни в чем не бывало Сюань-цзан, – что под сводами каменных плит невозможно проход отыскать туда, где долина У-лин лежит?..

– А что такое долина У-лин?

– Затерянная долина, где живут отрезанные от мира старинные люди. Когда-то они бежали от Циньского переворота и укрылись в этой долине. Когда на них в последний раз случайно наткнулись, они ничего не знали о династии Хань, а уж о династиях Вэй и Цзинь и подавно. Но потом путь в эту долину был снова забыт навсегда, – известно только, что видели ее где-то в провинции Хунань.

– Я тоже ничего не знаю о династиях Вэй и Цзинь, – честно сказал Афарви.

– Не страшно, – отвечал Сюань-цзан, окинув Афарви взглядом..

– А что такое Циюань? – не сдержал любопытства Афарви. – Вы сказали: «Всю жизнь в мечтах стремился больше всего к тому из путей, что на Циюань ведет»?

– Местность, в которой одно время служил мелким чиновником Чжуан-цзы, – отвечал, смеясь, Сюань-цзан.

– А кто такой Чжуан-цзы? – спросил Афарви, подходя близко.

– О, это мудрец, который презирал службу и государственную карьеру и всему предпочитал то, что называется сяо яо ю.

– А что такое сяо яо ю? – Афарви сам не заметил, как приблизился к Сюань-цзану вплотную.

– «Странствовать, довольствуясь малым», – объяснил Сюань-цзан. – Вы задали столько вопросов, Афарви, – сказал он, смеясь, – что вам впору уже прямо поступать ко мне в учение. Учитель Цзэн говорил: «Когда благородный муж идет по дороге, по его виду сразу можно определить, есть ли у него отец и есть

ли у него наставник. Тот, у кого нет отца, нет наставника, выглядит совершенно иначе».

Афарви ничего не сказал.

– Что-то давно нету писем с родины, – вздохнул Сюань-цзан, помолчав. – Как говорится, «уходит, проходит за годом год, а гуси все не летят».

– Какие гуси? – спросил Афарви.

– Почтовые.

– Так это ваши? – сказал Афарви.

– Что такое? – встревожился Сюань-цзан.

– А на башню к профессору Орбилию вчера прилетели два каких-то необыкновенных гуся. Таких никто и не видел никогда. С коричневыми спинками, а хвост…

– Это мои, – всплеснул руками Сюань-цзан, вставая и торопясь спуститься со ступеней. – Радость вашего покорного слуги сравнима только с радостью Гэн Цюй-бина, вновь встретившего прекрасную Цин-фэн после разлуки.

И Афарви мог бы даже подумать, что Сюань-цзан охвачен беспокойством любовного характера, если бы только смотрел на него не как на божество, а как-нибудь попроще.

* * *

– Сегодня днем мы посетили лекцию по палеонтологии, – задумчиво сообщил лорд Бассет-Бладхаунд, благосклонно кивая Змейку головой. В палеонтологию была переименована драконография. Сделал это Мак Кархи, и, честное слово, это было не худшее из того, что он сделал.

– Да, конечно, профессор чрезвычайно знающий, – продолжал буровить лорд. – И как это он описывал… и строение крыльев, и чешуйчатые лапы… у птеродактилей… словом, очень, очень красочно. Но помилуйте! Ведь по тому, что он говорит, создается такое впечатление, как будто все эти ящеры… существуют по сей день!..

– Ископаемые ящеры? – переспросил Змейк.

– Ну да! Скажите на милость, к чему сорок минут описывать, как можно защититься от атаки птеродактиля, имея при себе меч и щит?..

* * *

Круглый дом профессора Финтана, сложенный из плоских камней и крытый дерном, располагался между Западной и Северной четвертью и был органично встроен в разделяющую их стену. Дом был добротный, обомшелый, с колодцем в двадцати шагах. Перед домом сушились сети. В доме было семь входов, поэтому если профессор бывал в хорошем настроении, то из Западной в Северную четверть можно было попасть, не карабкаясь по десяти лестницам на единственный мост, а пройдя насквозь через дом Финтана.

Профессор Финтан был уже не в том возрасте, чтобы присутствие на уроке комиссии могло выбить его из колеи. Он приставил дверь к одному из семи входов с той стороны, откуда в тот день дул ветер, уселся на перевернутой корзине перед очагом, ученики расселись вокруг него на тюленьих шкурах, и профессор подбросил торфа в очаг.

– Если я спрошу вас о привычках огня, Крейри, дочь Бринхана, – начал Финтан обычный краткий опрос, – да будут ваши слова достаточно громки, чтобы их разобрали все.