Шпага Софийского дома

Посняков Андрей

Олег Иваныч, подозрительно понюхав варево, скривился, глотнул и тут же закашлялся:

– Вечно ты, Геронтий, эдакой дрянью напоишь, супротив которой перевар корчемный нектаром ангельским кажется!

– Пей, пей, да не ворчи, Олег Иваныч, коль выздороветь хочешь. До дна, до дна. Вот и славно!
– Геронтий принял из рук лежащего кубок.
– Завтра еще раз перевязку сделаю - и на поправку пойдешь.

Палач-лекарь (Олег Иваныч, в зависимости от настроения, именовал его то патологоанатомом, то судмедэкспертом) поставил пустой кубок на стол, поправил висевший

на поясе кинжал и поинтересовался, не найдется ли в доме красного вина, романеи иль мальвазеи какой. Болящий, вишь, потерял много крови, а для крови красное вино зело полезно, это еще древние говорили. Ну, раз древние... Вино, конечно же, нашлось. Правда, не очень большой кувшинчик - и трети ведра не будет...

Геронтий наполнил кубок, протянул раненому.

Олег Иваныч нахмурился:

– А сам что, не будешь?

– Гм...
– замялся лекарь, потом махнул рукой: - А, ладно... Если только с сыром.

– Понял. С сыром, так с сыром. Пафнутий! Тащи сюда сыру! Что, что ты там кричишь? Только козий остался? Так тащи козий, какая разница, - мы ж не есть собрались - закусывать! Ну, здрав будь, Геронтий!

– За твое счастливое избавление от ран, господине!

Чокнулись.

Хороша романеица, пахуча, терпка.

– Давай-ка, Геронтий, еще по одной. Да успеешь ты еще на Торг. Кого там лечить-то? Смердов? И что с ними, бедными? Драку затеяли? Ребра друг другу пересчитали? Велика провинность! За дело хоть бились-то? Прям у Никольского храма, на паперти? Ну, богохульники, не могли другое место выбрать... А что, без тебя некому полечить?

Геронтий немного подумал и пояснил, что полечить кому, конечно, найдется. Но все это специалисты аховые - так бедных смердов ухайдакают, что те с неделю работать не смогут. Хотя, правда, какая в ноябре работа?

– Ну, иди уж, неволить не буду, - Олег Иваныч развел руками, попрощавшись с Геронтием, встал на ноги, прошелся по горнице. На этот раз хорошо получилось - башку, как третьего дня, не кружило. Видно, помогло... варево иль романея.

Короткая стрела-болт, выпущенная из арбалета Митрей, попала Олегу Иванычу точнехонько в левое нижнее ребро. Слава Богу, на излете попала, а то б вышибла ребро-то. Да и так, почитай, три ночи кость ныла, сейчас только и успокоилась. Ну, Митря, ну, смерд...

Смерд... На Москве это было ругательным словом, да и здесь, в Новгороде, мало кто уважал смердов - крестьян, живших за городскими стенами по всем обширным новгородским владениям, от Невы до Студеного моря. Никто и никогда не признавал за смердами права голоса на городском вече, однако именно они, эти забитые, лишенные избирательных прав труженики, в основном, и кормили Великий Город, несли в его пользу многочисленные повинности, от которых были освобождены свободные горожане. Алчные новгородские бояре силой, хитростью и коварством захватывали земли смердов, превращая их в свои вотчины, и самым коварным был здесь боярин Ставр. Почитай, половина его вотчин - бывшие смердов земли...

От раздумий о правовом положении смердов и возможных отрицательных последствиях этого отвлекло Олега Иваныча появление

старого слуги мажордома Пафнутия.

– Снова гости к тебе, господине, - убрав пустой кувшин, сообщил старик.
– А вернее - гостья.

Гостья?

Только одна могла тут быть у него гостья...

Олег Иваныч быстро накинул на плечи кафтан и уселся к столу, разбросав перед собой кучу берестяных грамот, - изобразил кипучую деятельность.

Софья - конечно же, это была она - войдя, увидела Олега Иваныча за работой. А ожидала - лежащим и беспомощным...

– Входи, входи, боярыня-краса, - выйдя из-за стола, поклонился Олег Иваныч.
– Садись, вина моего отведай. Оп... уж нету вина-то! Пафнутий, эй, Пафнутий!

Улыбнувшись, боярыня чуть пригубила принесенное Пафнутием рейнское.

– Рада наконец видеть тебя в добром здравии - за то и пью. Здрав будь! Вижу, уже весь в делах.

– Такова работа наша, - притворно вздохнул Олег Иваныч.
– Некогда и щей похлебать вчерашних.

– Что ж - вчерашних-то?
– засмеялась Софья.
– Зашел бы... Хоть бы и завтра, после обедни. Может, нашлись бы для тебя и не вчерашние щи...

– Понял. Завтра после обедни!
– закивал головой Олег Иваныч.
– Сегодня все важные дела переделаю, а завтра всенепременно зайду, боярыня-краса. Сразу после обедни. Больно уж щей хочется.

Софья прыснула в рукав. Посидела еще немного. Поболтали. Хорошо, Новгород - не Москва. Попробовала б Софья на Москве так вот прийти, запросто, к малознакомому человеку в гости. Да хоть и к знакомому. Хоть и боярыня, да вдова. Поди, попробуй на Москве-то. Со свету сживут! Не то Новгород, Господин Великий - свобода! Захотела прийти Софья - взяла да пришла! И плевать на всех хотела - имеет право - свободная женщина, новгородская гражданка!

Видно было, пр сердцу пришелся ей добрый молодец Олег Иваныч. А что, чем других хуже? Мужчина видный, статен осанкою, ликом светел; не молод, правда, так ведь и не стар - сорока нету. И при должности важной. Вот только... Хорошо бы земельки в поместье... хотя бы пару деревенек. Тогда б уж точно можно было б к Софье посвататься... А Феофил обещал, кстати!

После ухода боярыни не долго в одиночестве просидел Олег Иваныч. Зашел Панфил, купеческий староста, Селивантов, потом Гришаня заглянул. С усадьбы вощаника Петра возвращался отрок - к зазнобе своей ходил, Ульянке, - опосля Олега Иваныча решил проведать. Эдакого крюка дал - путь не близкий. Вон, дрожит, от холода, видно.

– Чего на руки-то дышишь, замерз, что ли?

Гришаня кивнул, улыбнулся.

– На вон, винца выпей, погрейся.

– Твое здоровьице, Олег Иваныч!

– Спасибо, сами не сдохните! Ну, что там на дворе владычном деется?

– Посольство в Москву собирается. Феофил-владыко решился-таки поставления от митрополита Филиппа добиваться.
– Отрок вдруг хлопнул себя рукой по лбу: - Вот ведь чучело! Чуть не забыл: о тебе в палате Грановитой речь шла. Главой посольства назначил Феофил Никиту Ларионова, грамотея изрядного, а ему в помощь отец Варсонофий тебя посоветовал.