Шпион по найму
Шрифт:
— Хорошая вводная! Допустим, оба были голубыми и вместе подбирали друг другу белье в бутике… Но вам это ещё неизвестно!
Смешное совпадение: позаимствованное белье бородатого коротышки теперь согревало меня. Легкое чувство отвращения, испытанное когда-то на экзамене, носило умозрительный, что ли, оттенок. Возможно, с точки зрения Боткина, провокационно вызванное ощущение гадливости тоже было «вводной» в психологический фон разбиравшейся ситуации. Но сейчас я старался не думать о том, что исподнее на мне с
Принимая во внимание его прошлое, бородач служил ракетчиком или связистом. Тогда он был в ранге младшего офицера. Кем стал теперь? Каков его ранг ныне?
В кармане трофейного полупальто я обнаружил потертый бумажник с водительскими правами, выданными в Калининграде. Виноградов Вячеслав Вячеславович, 56 лет. На фотографии на погонах были звезды подполковника. Петлицы, кажется, артиллерийские. В отдельном конверте лежали слегка слипшиеся купюры финских марок и эстонских крон, а также российские сотенные. Поверх конверта — знакомый уже символ: черепаха, нарисованная как бы одним непрерывным росчерком. Нечто вроде подписи?
Скорее всего, Вячеслав Вячеславович и возглавлял группу. По возрасту в боевики не годился, да и оружия на нем я не нашел. На преследовании двигался замыкающим, как положено командиру.
Документы я оставил в бумажнике, а бумажник бросил рядом на полу кабины пикапа. Бросил и конверт с черепахой. Деньги же прихватил, переложив в нагрудный карман отобранного пиджака, который был широк в плечах и талии, но неимоверно короток. Брюки тоже едва доставали до щиколоток.
Я снова подумал, что все-таки видел этого человека и после Вьетнама. Видел. Только не обратил внимания. Видел боковым зрением. Недавно. Но где же, где?
Завершающая пробежка по Пярнускому шоссе составила сто с лишним шагов на ватных от усталости ногах. Я едва втащился по высоким ступеням в комфортное нутро «Икаруса» на Кернуской остановке. Кондукторша долго всматривалась в мое лицо и поэтому я взял билет только до Марьямаа. Городок побольше, многолюднее, легче раствориться, там пересяду на следующий автобус и тогда уже — в Пярну.
Увидев свое отражение в окне, за которым простиралась темнота, я понял причину внимания кондукторши. Через лоб тянулась ссадина в два пальца шириной, у переносицы она прерывалась и продолжалась через щеку…
В Марьямаа холод чувствовался сильнее. Может быть, я пригрелся в автобусе. Было девять тридцать вечера. Громаду квадратного собора с уродливой башней без крыши подсвечивали редкие фонари. Их отчаянно раскачивал ветер.
Два констебля с поднятыми воротниками курток прошли вдали, придержали шаг и уставились в мою сторону. Идти к остановке им пришлось бы против ледяного ветра. Наверное, поэтому они и двинулись дальше, подталкиваемые в спину шквалистыми порывами.
Автобус прибыл через час с лишним. Я уселся в кресло расцарапанной щекой к окну. Заплатил
А сон не пришел.
Если бы Ефим Шлайн просто дал санкцию на ликвидацию Чико Тургенева, как упростилось бы задание! Однако, разумно ли выводить Чико из игры до появления в Таллинне генерала Бахметьева? Тургенев, вне сомнения, держит под рукой дублера. Нейтрализовать Чико заранее было бы идиотизмом. Кто бы не вытаскивал Тургенева и его горных орлов из-под ареста, случившегося возле Домской церкви, объективно он действовал в пользу предотвращения покушения. Потому что сохранял просчитанный вариант, пусть даже и не желая этого, просто выручая своих.
Первую половину работы, разведывательную, я сделал удовлетворительно. План противника известен, мне повезло увидеть генеральную репетицию готовящейся операции. Оставалось осуществить оперативные контрмеры.
Бой на Пярнуском шоссе немедленно вызовет припадок бдительности у местной спецслужбы. Тревога, наверное, подана по всем линиям маршрутов генерала Бахметьева на сегодня, завтра и до той поры, когда ему заблагорассудится убраться в Россию.
Как будто все ясно. Именно как будто.
От Пярнуского автовокзала, пряча в воротник лицо от густой мокрой метели, несущейся со стороны залива, я прошел в здание почтамта.
— Марика, — сказал я хромоножке, снявшей трубку в лавке Велле. — Это я, Бэзил Шемякин. Есть новости?
— Да ещё какие, господин Шемякин! — воскликнула она. — Ефим просил завтра в девять утра прибыть на совещание в представительстве «Балтпродинвеста»…
Я отметил для себя две вещи. Начальник и московский эмиссар высокого ранга стал для неё просто Ефимом. И ещё волнение, звучавшее в обычно флегматичном голосе.
— Что-нибудь случилось с господином Шлайном? — забросил я пробный камешек.
— Ничего особенного, мне кажется, — сказала она. — По крайней мере, внешне. Но Ефим выглядел взволнованным, когда пришел сюда и попросил передать вам приглашение в представительство.
— Это было?
— Около часа, часа пятнадцати назад, — сказала Марика. — Так что передать Ефиму?
— Скажите, что я звонил. Спасибо. До свидания.
Я свернул разговор, чтобы не услышать вопрос, откуда я звоню.
В любом случае, приглашение в представительство, то есть вывод меня из нелегального положения, могло означать одно: отмену операции.
И тут я увидел у крыльца почтамта, в исчерченном снегопадом световом кульке под фонарем, знакомый «Фольксваген Пассат». Капот машины исходил паром от таявшего снега. Из задней двери, придерживаемой Дечибалом Прокой, выбирался, жмурясь от секущей метели, Гаргантюа Пантагрюэлевич в длиннополой дубленке. Трое его бойцов в кожаных куртках и без шапок поднимались по ступенькам мне навстречу.