Шпион по найму
Шрифт:
— Слушаю, — сказал я и подумал, что сейчас начнется занудная разборка случившегося вечером и ночью.
— Твой гонорар переведен в Цюрих сполна, — сказал Ефим. — Что бы тебе ни пришлось услышать на совещании, помни об этом. Перевод сделан на твой счет вчера. Запомнил?
— Запомнил, — сказал я.
Поодаль шла Марика, деревянно переставляя ноги в широких черных брюках по мокрому тротуару. Троица в полном составе отлавливала меня перед явкой в представительство. С точки зрения техники это было ужаснее, чем пароль про собачье мясо неделю назад.
Затеянный перехват
Пришлось наскоро отчитаться о содеянном накануне.
Ухудшение положения для профессионала означает одно — появление новых возможностей, говорил Рум. Ефим повторил расхожий лейтенантский афоризм.
— Про твое сражение у Керну и взрыв на пярнуской набережной я ничего не знал, — сказал он. — А зачем тебя занесло в Пярну?
— Проездом. Звонил оттуда Марике.
— Надеюсь, ты не совался к генералу в «Каякас»?
— Лично мне он не нужен.
— Хорошо… Сейчас отдай пушку, если с собой, Марике. Она пройдет мимо. Оружие вернется к тебе в лавке. В представительство с ним нельзя…
— О господи, — сказал я и, пока Марика целовала меня в щеку, уронил в открытую сумочку, висевшую на её плече, «ЗИГ-Зауэр».
На шелушившихся от избытка косметики скулах Марты Воиновой прибавилось сухих морщинок. Румяна, белила и тени контрастировали так, будто она раскрасилась перед походом на футбольный матч в составе бригады моральной поддержки. Шлайна Воинова одарила едва приметной улыбкой, меня не разглядела. Я помнил, что правила служебной этики в их конторе не предусматривают обмена приветствиями с наемниками. Или она была возмущена моим образом жизни, полагая, что я безобразно проматываю жуткие гонорары. Хотелось надеяться, что её утешила ссадина на моей щеке. Хотя, конечно, героическая гибель больше подошла бы в качестве наглядного примера того, что всякому воздается по грехам его. Как ни старался, я не смог определить по её лицу — знает она о моей вчерашней гибели или нет? Другими словами, сообщал ли Толстый Рэй об этом Дубровину?
— Дубровин ждет в комнате для совещаний. Прямо по коридору и налево. Товарищ Шлайн, вы знаете дорогу, — сказала Воинова, оставаясь в вестибюле.
Нас пропустили без включения датчиков арки-детектора.
Дежурный, скрытый конторкой до затылка, не поднял головы.
— Открывай ворота, — скомандовала ему Марта Воинова.
— Есть, сделано, — ответил дежурный.
— Порасторопней не мог? — сказала ему Воинова.
Вместе со всеми я проследил через окно, как, растопыривая локти над баранкой, Вячеслав Вячеславович Виноградов выруливает трепаный пикап «Судзуки» на стоянку во внутреннем дворе представительства.
Теперь я вспомнил, где видел Вячеслава Вячеславовича после Вьетнама. Он выезжал из ворот представительства «Балтпродинвеста» в джипе «Чероки», когда я искал Шлайна
У всех у нас — Вячеслава Вячеславовича, Дубровина, Воиновой, Шлайна и у меня — нашлась в конце концов общая родина. Территория представительства якобы петербургского концерна «Балтпродинвест», вывеска которого маскирует биопомойный боезапас, накопленный калининградским концерном «Экзохимпэкс».
Глава тринадцатая
Утонченный тургеневский стиль
Пока я шел по коридору вслед за Ефимом, меня одолевали сомнения. С каждым шагом я чувствовал себя беспомощнее. Следовало ли приходить? Шлайн и без совещания мог единовластно поступить в отношении меня так, как посчитает нужным его контора. Значит? Значит, кто-то желает видеть меня лично. И отдать какое-то распоряжение, в этом случае через голову Шлайна. А Ефим полагает возможным допустить поругание субординации.
Вместо того, чтобы выполнять оперативную задачу, я увязал в отношениях со шлайновской конторой.
Предчувствие опасности с тыла, за спиной, у всякого вызовет страх. Тот, который овладевал мной, был, если обобщать, системного свойства. Я углублялся в недра учреждения, посещение которого, каким бы результат ни оказался, не сулило добра. В Бангкоке я пришел к Шлайну в консульство после нескольких лет предварительного знакомства. Мы искали нечто друг в друге, взаимно приноравливались в личных отношениях и приноравливали эти отношения к делу. Из консульства в Таиланде я мог уйти в любую минуту. Здесь, в Таллинне, я попадал к Дубровину. Или к Вячеславу Вячеславовичу. Какая разница? Один вел путаную игру со Шлайном, второй пытался то ли убить меня, то ли захватить в плен. И оба, по крайней мере, формально, считались на одной со Шлайном и мной стороне…
Кто они — Дубровин и Виноградов? СМЕРШ. Контрразведка, обозначавшаяся этой кошачье-шипящей аббревиатурой двух слов — «Смерть шпионам». Согласно служебной идеологии этой организации, окружение моего отца — в частности, харбинские балалаечники — и он сам, если не подлежали уничтожению на месте, то уж отправке за этим в лагеря непременно. На Алексеевских курсах, когда разбирались действия СМЕРШ, предмет невольно стремились проскочить побыстрее. Слушатели были отродьем тараканьего племени, в отношении которого, доведись им жить раньше, применили бы методы, аналогичные средствам борьбы с домашними паразитами.
Разумеется, физическое уничтожение шпиона противного лагеря вполне правомерно. С ликвидацией одного, второго, третьего лазутчика и так далее сужаются возможности противной стороны. Но массовая ликвидация подозрительных лиц контрразведкой, которая свой успех измеряет количеством расстрелянных или заключенных в лагеря, — иное дело. Это не из области полицейских мер, это — политика, свидетельство загнивания режима, который финансирует такую контрразведку.
В глазах Вячеслава Вячеславовича, чьи шаги за спиной мне уже слышались, я был тараканом. Прошлое сидит в каждом. А в таких, как я, оно ввинчено в инстинкт…