Шпионы и все остальные

Корецкий Данил Аркадьевич

Выбивая из клавишей искры, набрал: х…! Я ДО ТЕБЯ ДОБЕРУСЬ!

Надпись так и не появилась на экране. Он не умеет пользоваться этим гребаным «Фейсбуком»!

Но, может, так даже лучше. Пусть думает, что ее недалекий «мужок-подземник» не в курсах…

И тут он понял. Узнал. Семен Романович. Он ведь видел эту рожу. Самолеты, яхты, миллионные сделки… Семен Романович Трепетов. Один из самых богатых людей России. Миллионер. Или даже миллиардер.

Пуля спуталась с миллиардером?!

Он открыл какие-то новостные сайты, набирал в поиске: Трепетов. И всюду, всюду та же самая рожа. Ошибки быть не могло. Трепетов со значительным видом улыбался

ему. Хмурил сурово брови. Позировал на фоне новоприобретенного «Боинга» за девяносто миллионов долларов. Загорал на палубе роскошной стопятидесятиметровой яхты…

Той самой яхты, где фоткалась Пуля. Штурвал точно такой же. И палуба.

Леший почувствовал, что у него дергается щека. Нет, это в самом деле хорошо, что они сейчас где-то там, на каком-то острове, а он — в Москве… Он бы убил обоих. Взорвал яхту, и самолет, и эту виллу с широкой мраморной лестницей. Что там еще? Остров бы разнес к такой-то матери…

А может, ничего бы не сделал. У него ведь ни власти, ни денег, ни армии. Кто он против Трепетова? Муравьишка, даже меньше — микроб… От этой мысли стало совсем противно.

Восточные Карибы. Остров Сен-Барт. Яркое солнечное утро. Огромная белоснежная яхта с двумя вертолетными площадками и шестнадцатиметровым бассейном заходит в живописную бухту в южной части острова. Владелец яхты стоит на верхней, «хозяйской» палубе, опершись локтями о бортик и поставив ногу в белоснежной сандалии на трос ограждения.

— Марин. Марин. Ну… Нет. Марин, короче… Слушай. Гхм. Да я… Марин…

Его не хотели слушать. Трепетов морщился, зевал, смотрел на воду, выразительно возил языком за щекой, поднимал глаза в чистое, без облачка, синее небо. Из телефонной трубки, которую он держал на некотором безопасном расстоянии от уха, доносилось что-то вроде пулеметной очереди. Тра-та-та-та-та.

— Марин. Я ведь уже говорил… Марин, послушай. Марин. Мы закрыли большую сделку по «Айстил Ко», могу же я в конце концов как-то… Что? Какие бабы, Марин? Обычные сплетни…

Тра-та-та-та. На другом конце связи не верили, что это обычные сплетни.

— Это ведь… Марин. Все очень просто. Цыбин с Гуревичем спят и видят, как мне поднасрать. Марин… Марин. Ну, тихо, тихо. Успокойся. Послушай. Ты ведь знаешь, как это делается. Покупается человечек, у человечка камера, он снимает всякую мудотень, потом выкладывает ее в Сеть, а потом…

Тра-та-та-та. Не убедил.

— Марин, да нету здесь у меня никакой бабы!! Не-ту! Слышь? Марин!!! — Трепетов перешел на повышенный тон, чтобы добавить убедительности. — Да, один! Один как хрен торчу здесь, ну!.. Что значит — без тебя уехал? У тебя верстка, номер, типография, уё-моё, ты мне сама всю неделю мозги клевала, чтоб я отстал!..

Из каюты выпорхнуло юное прекрасное создание в голубом купальнике, помахало Трепетову рукой. Трепетов страдальчески улыбнулся, махнул в ответ приветственно-удерживающим жестом: «Поиграй немножко одна, бэби, у меня дела, скоро освобожусь», — и ушел на другую сторону палубы.

— В общем, кончай гнать, дорогая, — проговорил он уже по-трепетовски уверенно и веско, без пауз. Он стоял, широко расставив ноги, и смотрел на приближающийся берег. — Мечтала о собственном журнале — я тебе его купил. Хотела, чтобы я уважал твою творческую личность, не наступал на горло твоей песне — на здоровье. Пользуйся. Разворачивайся во всю мощь своего гребаного таланта. У меня тоже есть свои представления о том, как и что я должен делать. И что должна делать ты. А также…

Слушай, не перебивай! — рявкнул он. — А также чего ты делать не должна. Что тебе категорически противопоказано. Это, запоминай: первое — цыкать на меня зубом, второе — устраивать истерики, когда я отдыхаю с друзьями, и третье… Что? Правильно, дорогая. Перебивать. Друзья, которые меня перебивают, очень скоро перестают быть моими друзьями. Так что спокойно работай, сдавай свой гребаный номер. А потом можешь поехать отдохнуть куда-нибудь… Да куда угодно. На недельку. Нет. Ждать меня не надо. У меня кое-какие встречи, мне будет не до этого. Езжай с подругами. Правильно. Отдохнешь от моих деспотических замашек… Я сказал: езжай! — с нажимом повторил он. — Да. Обязательно. И не надо реветь. Всё. Целую. Пока.

Трепетов спрятал трубку в карман. Свежий бриз трепал его редеющие волосы и гавайку от «Стоун Айленд». Юное прекрасное создание приблизилось к нему сзади и нежно обняло за шею.

— Все в порядке?

— Да, Полли, детка. Все в порядке. Видишь виллу за теми соснами?

— Это твоя вилла?

— Не суть. Вся бухта моя. И все виллы на этом берегу. А в той вилле мы проведем сегодняшнюю вечеринку. И ты будешь ее хозяйкой.

— Виллы? — наивно поинтересовалось создание.

— Вечеринки, детка, — сказал Трепетов.

Группа на сцене играла что-то очень знакомое. Особенно голос. Пуля его где-то слышала, но не могла вспомнить. Она путалась в полах длинного платья. Леший тоже покупал ей платья, но не такие роскошные. Не такие длинные. И не ТАКИЕ дорогие.

Раздались громкие аплодисменты. Нет, это не музыкантам, песня еще продолжалась. Вошла очередная молодая пара. На мужчину Пуля не обратила внимания, а на девушке было что-то вроде пестрого сари, и она… Точно. Она играла Пенни в «Теории Большого Взрыва». Наверное, аплодировали им. Пара остановилась перед Пулей и Трепетовым. Мужчина произнес длинную фразу на английском, из которой Пуля поняла только «we are very glad» — «мы очень рады», или что-то в этом роде. Черт, здесь не было даже переводчика. Это ведь дружеская вечеринка, а не официальный прием, блин, здесь все друзья и все друг друга понимают!

Пуля оскалила зубы в улыбке и сказала:

— Э-э… Велкам!

До этого она говорила еще «хелло», «ит из вери гуд» и «велкам плиз». Весь ее нехитрый багаж знаний английского на этом окончательно растаял.

— Не напрягайся. Легче, легче, — шепнул ей Трепетов.

Он был в обычной футболке и шортах. Гости тоже одеты легко, по-пляжному. Вечером на побережье плюс двадцать девять. Одна Пуля красовалась в вечернем наряде. Полы платья липли к мокрым от пота ногам. Перед глазами стояла Мерилин Монро в знаменитой сцене, когда воздух из вентиляционной решетки задрал ей юбку, обнажив трусики. А еще сцена бала в «Мастере и Маргарите» — там хозяйка бала и вовсе была абсолютно голой.

— Пошли выпьем, Полли. Главные гости уже на месте. Остальные нам до лампы.

Среди главных гостей — люди со странно знакомыми лицами. Постепенно Пуля вспоминает: мамочки, это же Джордж Лукас, который снимал «Звездные войны»! Старенький какой!.. А этот красавчик — ну точно! Это ведь сам Надаль, испанский теннисист! Такое впечатление, что она попала по ту сторону телевизионного экрана. Как Алиса в Зазеркалье. И горячий пот течет между лопаток, и ниже, и собирается в районе резинки от трусов. Не таких консервативных, как у Мэрилин Монро — два шнурочка и крохотный треугольник: время другое!