Шторм над Петербургом
Шрифт:
— Это всего лишь танец, дорогая, — прервала её мать. — Ты же не хочешь показаться грубой? Что о тебе подумает Алексей Иоаннович?
Марина вздохнула, её плечи едва заметно опустились.
— Разумеется, я согласна, — наконец сказала она, хотя её тон был далёк от энтузиазма. — Благодарю за приглашение, ваша светлость.
Я снова поклонился под удовлетворенный кивок великой княгини.
— Постарайся не наступить ей на платье, Алексей, — шепотом поддразнил Андрей, но его тон был дружелюбным. — Марина и так шарахается от балов
— Уверяю, буду предельно осторожен, — ответил я с лёгкой улыбкой.
Музыка в зале сменилась на более лёгкую и спокойную. Оркестр делал перерыв перед началом очередной танцевальной части. Гости постепенно расходились по группам, кто-то отправлялся к фуршетным столам, другие беседовали, наслаждаясь вечерней атмосферой.
Я отошёл от родственников, чтобы дать им возможность продолжить разговор.
Оркестр как раз заиграл первые плавные аккорды вальса, я направился к той части зала, где стояла Ида Юсупова в окружении своей семьи. Её точеная фигурка выделялась на фоне других гостей, а лёгкое платье с жемчужным блеском струилось вдоль её силуэта, подчёркивая хрупкость и изящество. Она беседовала с братом Феликсом, а их родители стояли чуть поодаль, оживлённо обсуждая что-то с другими членами высшего света.
Я остановился в нескольких шагах от них, выпрямился и чуть наклонил голову, приветствуя.
— Ида Феликсовна, — сказал я, моя интонация была ровной, но достаточно громкой, чтобы она услышала даже сквозь ропот собравшихся гостей.
Ида обернулась, её лицо озарилось лёгкой улыбкой.
— Алексей Иоаннович, — ответила она, делая изящный реверанс.
Феликс бросил на меня дружеский взгляд и отступил на шаг, позволяя нам продолжить разговор.
— Воркуйте, голубки, — ухмыльнулся товарищ.
— Если позволите, княжна, я хотел бы исполнить своё обещание, — произнёс я, протягивая руку. — Вы составите мне компанию в первом вальсе?
Её улыбка стала шире, но в глазах мелькнула смешанная эмоция — то ли азарт, то ли лёгкое смущение.
— С удовольствием, — ответила она, положив свою тонкую ладонь на мою руку.
Феликс, очевидно довольный, быстро окинул взглядом зал и тут же направился к Насте Гагариной. Я видел, как родители Иды, князь и княгиня Юсуповы, переглянулись, а затем, словно по невидимому сигналу, тоже приготовились присоединиться к танцующим.
Мы двинулись к середине зала. Все разговоры, кажется, постепенно стихли, когда я и Ида заняли свои места. Музыка заполнила пространство плавными, чарующими звуками, и мы закружились.
Её рука была лёгкой, почти невесомой, но в то же время в ней ощущалась уверенность. Я вёл её по залу, стараясь, чтобы каждое движение было безупречным, а каждый поворот — грациозным. Платье, сверкающее при свете множества хрустальных люстр, поднималось и опускалось в такт шагам, напоминая переливающуюся водную гладь.
Другие пары немного отступили, и мы, сами того не заметив,
— Ну как, Алексей, — вдруг тихо заговорила Ида, её голос был слышен только мне. — Вы уже привыкли к повышенному вниманию?
— Не ожидал, что оно будет настолько всеобъемлющим, — ответил я с лёгкой улыбкой.
Ида чуть склонила голову, не сводя с меня внимательного взгляда
— Сегодня вы звезда этого бала, Алексей. Затмили и Андрея Федоровича с сестрой, и Софию Петровну, и императора.
— И всё же звёзды не сияют в одиночестве, — парировал я. — Вы своим присутствием заставляете даже свет люстр меркнуть.
Ида тихо рассмеялась, но её смех был искренним.
— Льстец, — сказала она, её глаза блеснули.
Ида двигалась с естественной грацией, словно вальс был её родной стихией. Её спина оставалась прямой, а подбородок чуть приподнятым, что придавало её образу ещё больше благородства.
Когда мы снова достигли центра зала, я заметил, как кто-то из зрителей перешёптывается. Чьи-то взгляды были полны восхищения, чьи-то — едва скрытой зависти.
— Вам не кажется, что мы стали объектом обсуждения? — спросила она, будто угадав мои мысли.
— Это неизбежно, — признался я. — И это они еще не знают о нашем походе за шавермой.
Ида весело рассмеялась.
— Я уже все уши прожужжала Феликсу. А после моих рассказов отец настолько преисполнился любопытства, что велел доставить ему эту шаверму на обед. Представь себе картину: дворцовая столовая, всюду золото, итальянская скатерть, золотые блюда… И лакей водружает на фарфоровую тарелку бумажный сверток.
Я не выдержал и прыснул.
— Еще, небось, с каменным лицом.
— Ну разумеется! А затем выясняется, что шаверму нужно есть руками… Дворецкий был в ужасе!
— Но вашему отцу понравилось?
— Весьма, — улыбнулась Ида. — Думаю, скоро у господина Эмиля добавится клиентов.
Музыка постепенно затихала, и последние аккорды прозвучали особенно торжественно. Мы замерли в центре зала, окружённые овациями. Пришлось даже поклониться императорской чете, поскольку их взгляды тоже были обращены на нас. София Петровна лишь хитро мне улыбнулась и прикрыла лицо веером.
Когда мы отошли к краю зала, родители Иды уже вернулись на свои места. Княгиня Юсупова выглядела довольной, а князь — подчеркнуто одобрительно кивнул мне.
— Ты была великолепна, Ида, — сказал Феликс. — А ты, Алексей, по-моему, только что завоевал ещё больше поклонниц. Держись, сестренка! Намечается жестокая конкуренция за котильон.
— Твоя сестра вне конкуренции, — поклонился я. — И, пользуясь случаем, я хочу украсть Иду Феликсовну на котильон.
Девушка лукаво улыбнулась.