Штурманок прокладывает курс (илл. Ф. Махонина)
Шрифт:
— Видно, вы не имели еще дела со службой безопасности, — сказал Бальдур, — впрочем, один человек, носящий нашу форму, тоже находится у вас. Больше никуда он не мог скрыться на этом отрезке шоссе вчера около десяти вечера.
Было ясно, что Бальдур не собирается уходить. Того и гляди, явится его шеф с телеграфным вызовом Лемпа в Ровно или в житомирскую ставку Гиммлера. Единственная защита — атака.
Я вошел в кабинет и, не замечая Бальдура, спросил Лемпа:
— Почему здесь такой шум, герр майор? Я ведь просил не мешать мне
Лемп моментально вошел в роль:
— Извините, герр хауптштурмфюрер. Тут приехал ваш офицер…
Бальдур перебил его:
— Подождите…
Он пошел на меня неслышным шагом через весь кабинет. Его широко расставленные серые глаза не мигая всматривались в меня, как окуляры стереотрубы:
— Какая приятная встреча! — Он сказал это по-русски, остановился, расставив ноги, засунул руки в карманы.
Я обратился к Лемпу:
— Герр майор, у нас свои внутренние дела. Тысячу раз извините, но нельзя ли нам остаться вдвоем?
Лемп медлил, не решаясь оставить нас наедине. Он боялся предательства, которое было обычным делом среди офицеров немецких секретных служб.
— Я — хозяин своему слову, герр майор.
Он вышел, а я тут же уселся за его стол.
— Ты смелый и нахальный парень, — сказал Бальдур, — но все-таки я тебя арестую.
— Ты забыл, что прошло уже много лет.
— Что из этого следует?
— То, что я уже давно служу фюреру и рейху. То, что мне по заслугам присвоили звание. Сейчас мы — не враги.
— Ошибаешься, — сказал Бальдур. — Даже если бы ты действительно был немецким офицером, мы все равно враги. Вспомни мои слова на водной станции.
— Ты промахнулся и тогда и сейчас.
— Неужели? — Он торжествовал, он позволил себе поиграть мною как кошка мышью. — Ну, а где теперь Анни?
— Анни — в Москве. Кажется, вышла замуж. Давай не отвлекаться. Вот мой жетон! — Я говорил громко, чтобы Лемп за дверью слышал наш разговор. — За попустительство вчерашней диверсии ответишь перед имперским трибуналом. Я убежден, что ты — комсомолец, антифашист — продался русским так же, как твой отец.
Он схватился за кобуру:
— Не смей упоминать имя моего отца! Ты арестован!
Я нажал ногой кнопку у левой тумбы стола. Вошли трое автоматчиков и следом за ними Лемп.
— Теперь понятно! — Бальдур взялся за телефонную трубку.
— Телефон испорчен, — сказал Лемп. — Вы кончили разговор о внутренних делах СД?
Бальдур презрительно посмотрел на него:
— Я арестовал вашего гостя, герр майор. В лучшем случае вы заблуждаетесь в том, кто этот человек.
— В моем учреждении вы никого не арестуете, — сказал Лемп. — Тем более офицера.
Бальдур расхохотался:
— Он — офицер? Пошли! А с вами, герр майор, мы поговорим!
Я поднялся из-за стола:
— Шоммер, вы ведете себя недостойно и ответите за эта. Доложите вашему начальнику, что завтра я буду у него с полномочиями от генерала Томаса.
И Бальдур ушел. Он обернулся на пороге:
— Не позже чем через два часа тебе будут загонять иголки под ногти! — и захлопнул за собой тяжелую дверь.
Мои силы были на исходе. Больше суток — непрерывный бой. Но надо сделать еще одно усилие.
— Ферри…
Стоя у окна, он смотрел сквозь потоки, бегущие по стеклу, как Бальдур идет к машине. Когда она тронулась, Лемп сказал:
— Я погиб. Теперь мне ничто не мешал пристрелить вас.
— Нет, Ферри, мешает. Ваш пистолет разряжен. А главное то, что теперь только я могу вас спасти. Сейчас вы лично отвезете меня в закрытой машине туда, куда я укажу.
— А дальше? Что будет дальше?
— Дальше? Обличающие вас донесения будут задержаны. Я выеду в Житомир и вернусь сюда с генералом Томасом, чтобы навести порядок в местном СД. Ну, а затем, возможно уже в Нормандии, вы получите задание от моих других хозяев. Понятно? Что вы предпочитаете — доллары или фунты?
Спустя несколько минут из ворот усадьбы выехал закрытый вездеход. У бровки шоссе мок под дождем оставленный Бальдуром солдат-эсэсовец, но ему не было видно, кто сидит в машине. Да и что мог бы он сделать? Миновав пруд, машина свернула на проселок, ведущий к лесу, в котором вчера вечером скрылся мой тезка Чижик. Вездеход абвера шел на север, в сторону Киевского шоссе.
Всю дорогу мы молчали. Когда до корчмы Кощея оставалось не больше двух-трех километров, я попросил остановиться. Мокрые, ржавые дубы нависали над проселочной дорогой, а над дубами низко стелились осенние тучи. Шофер, тот самый солдат, который обшаривал мои карманы, злорадно наблюдал, как хаушгштурмфюрер в сверкающих сапогах выходит из машины прямо в грязь. В полузакрытых глазах Лемпа промелькнула яростная искра.
— Поздно, Ферри! Не поддавайтесь соблазну. Этот выстрел равносилен самоубийству. Сегодня между одиннадцатью и двенадцатью ночи на этом самом месте вы получите от меня известие. До полуночи не рекомендую возвращаться в абвер.
— Я понял, — сказал он, захлопывая дверку.
Хронометр показывал одиннадцать пятнадцать утра. Я стоял на обочине под дубами, и шум мотора уже затихал вдали.
Глава шестая
ОТЧАЯНЬЮ И СМЕРТИ ВОПРЕКИ
В тот же день, когда мы расстались с Лемпом, в условленное место привезли труп полицая, убитого разрывом гранаты. Опознать личность было невозможно. Но в черном мундире со знаками различия хауптштурмфюрера СС нашли служебное удостоверение с моей фотографией на имя Вольфганга фон Генкеля. В дополнение к этим останкам Лемп получил сорок золотых пятерок царской чеканки и письмо: