Штурмуя цитадель науки. Женщины-ученые Российской империи
Шрифт:
Таким образом, университет готовил не столько будущих ученых, сколько будущих чиновников среднего звена, в которых империя испытывала особенный дефицит в начале XIX века, когда создавалась данная система привилегий. А диплом университета не столько свидетельствовал о квалификации, скажем, физика или математика, сколько являлся пропуском в правящую бюрократическую касту (при наличии соответствующих связей, разумеется). Вступление в гражданскую службу не только обещало успешную бюрократическую карьеру в будущем. Присвоение чина выходцу из непривилегированного сословия сразу же давало ряд ощутимых материальных выгод, поскольку в соответствии с тем же уставом «лица бывших податных состояний, поступающие на службу, согласно статье 7, независимо от их происхождения исключаются из счета и оклада по правилам, постановленным в Уставе о Прямых Налогах. 1827. Окт. 14 (1469, III); 1885 Мая 28 (2988); 1893 Март. 29, собр. узак., 595, III)» 447 , то есть они сразу же освобождались от налогов. Впоследствии статус государственного служащего обещал и другие льготы и бонусы: регулярное повышение по службе, сопровождавшееся увеличением окладов и присвоением орденов, оплату различных служебных расходов: прогонных до места службы, часто квартиры и лошадей и, наконец, что было особенно важным, пенсию по выслуге лет, часть которой могла выплачиваться вдове и сиротам даже после смерти служащего.
447
Там же. С. 21.
Одним словом, не только по своему служебному положению, но и по закону человек, состоявший на государственной
Здесь можно привести два возражения. Во-первых, вряд ли среди женщин, мечтавших во второй половине XIX века о дипломе врача, юриста или естествоиспытателя, попадалось много стремившихся к карьере чиновника. И во-вторых, государству уже приходилось делать исключения и брать на государственную службу представительниц некоторых профессий. Почему же нельзя было этого сделать, скажем, для преподавательницы университета? Попытаемся найти ответы на эти вопросы.
Судя по сохранившимся источникам, женщины в большинстве своем, конечно, стремились не к карьере чиновников. Однако, получив диплом университета, вполне естественно желать продолжить обучение, то есть в соответствии с тогдашней терминологией остаться при университете для усовершенствования в науках, а впоследствии защитить докторскую диссертацию и искать место приват-доцента и даже профессора. Однако в XIX веке все университеты России были учреждениями государственными, а их преподаватели являлись государственными служащими, получая все права и привилегии этих последних, то есть для того, чтобы стать профессором университета, недостаточно было диплома университета и докторской степени: следовало обладать юридическим правом поступления на государственную службу. (Разумеется, мужчинам диплом университета такое право давал.) Возможности профессиональной научной деятельности, то есть оплачиваемой научно-исследовательской работы где-либо помимо университетов, были очень невелики, поскольку число научных учреждений в стране вообще было крайне мало. Научные лаборатории существовали при Императорской академии наук, при университетах, при некоторых подразделениях Министерства внутренних дел, в военном ведомстве. И все они (за редкими исключениями) имели статус государственных. Преподаватели университетов, гимназий, большая часть врачей, не говоря уже об академиках, являлись государственными служащими. То есть позиции, требовавшие наличия высшего образования и дававшие возможность заниматься научным творчеством, предназначались только для людей, состоящих на государственной службе, на которую государство допускало лишь избранных и исключительно по собственному выбору. Женщины в эту категорию не входили. Хотя, как мы отмечали выше, в некоторых случаях исключения допускались.
Так, уже в первой половине – середине XIX века их было несколько. Права государственной службы, в том числе право на пенсию, но не на чины, мундиры и ордена, получили повивальные бабки, служившие при Министерстве внутренних дел. Их набирали из числа дворянских девочек-сирот, оставшихся без средств к существованию. Подобным образом государство демонстрировало свою заботу о них, предоставляя обучение, профессию, постоянный заработок и пенсионное обеспечение на старости лет. Другими исключениями стали артистки императорских театров и телеграфистки. Почему правительство пошло на это? Пристальное внимание к артисткам со стороны императорского двора и отдельных членов императорской семьи было давней традицией. Телеграфисток правительству пришлось принимать на службу, поскольку из-за низкого жалованья оно не могло найти достаточного для обеспечения работы телеграфа количества мужчин. С течением времени ему пришлось уравнять некоторые права выполнявших одну и ту же работу телеграфистов и телеграфисток (прежде всего в отношении пенсий). Однако и телеграфистки, и артистки (хоть и по разным причинам) никак не могли претендовать на принадлежность к правящей и общественной элите. То же самое касалось и получивших некоторые права государственной службы женщин – надзирательниц в женских тюрьмах.
Вообще правительство подходило к этим вопросам очень практично. Оно действительно, помимо прочего, не хотело увеличивать и так значительную конкуренцию среди претендентов на крайне ограниченное количество рабочих мест различных чиновников и служащих, в число которых входили даже преподаватели гимназий. Например, сохранился очень характерный документ – журнал Московского Опекунского совета от 15 февраля уже 1871 года, рассматривавшего вопрос о «допущении женщин на службу в общественные и правительственные учреждения» 448 . В этот день Опекунский совет заслушивал отношение господина «главноуправляющего IV отделением собственной его императорского величества канцелярии от 11 сего февраля за № 916». В отношении этом значилось следующее: «В декабре минувшего года по высочайшему повелению мною препровождена была к Председателю Комитета Министров записка по вопросу о допущении женщин на службу в общественные и правительственные учреждения. При обсуждении этой записки в высочайшем государя императора присутствии в Совете гг. министров, его императорское величество признав необходимым положительно определить круг полезной для государства и общества служебной деятельности лиц женского пола 449 , 14 сего января высочайше повелеть соизволил…» 450 Заметим в скобках, что о деятельности, полезной для самих «лиц женского пола», речь здесь не шла… В соответствии с представлениями императора о полезной служебной деятельности женщин следовало, во-первых, «всеми мерами содействовать распространению и преуспеянию правильно устроенных [отдельных] для женщин курсов акушерских наук, и к привлечению на оные как можно более слушательниц для того, чтобы дать возможность наибольшему числу женщин приискать себе акушерские занятия во всех частях государства, столь скудно еще наделенных представительницами этой необходимой отрасли»; во-вторых, «в виду пользы, приносимой госпитальною деятельностью сестер милосердия, разрешить женщинам занятия фельдшерские и по оспопрививанию, а также аптекарские в женских лечебных заведениях»; в-третьих, «поощрять женщин на поприще воспитательниц, где они уже <…> 451 занимают должности учительниц в начальных школах и низших классах женских гимназий, а буде признается возможным, то предоставить учебному ведомству расширить еще круг их деятельности на этом поприще»; в-четвертых, «допускать женщин а) по телеграфному ведомству к занятию мест сигналистов и телеграфистов лишь в определенной министром внутренних дел пропорции общего числа этих должностей, и б) по счетной части и в женских заведениях ведомства IV отделения Собственной его императорского величества канцелярии, по непосредственному усмотрению вашего высочества» 452 .
448
Журнал Московского Опекунского совета. 15 февраля 1871 г. // ЦГА Москвы. Ф. 127. Оп. 3. Д. 136. Л. 1–4.
449
Курсив наш. — О. В.
450
Журнал Московского Опекунского совета. 15 февраля 1871 г. // ЦГА Москвы. Ф. 127. Оп. 3. Д. 136. Л. 1 об.
451
Слово неразборчиво. — О. В.
452
Журнал Московского Опекунского совета. 15 февраля 1871 г. // ЦГА Москвы. Ф. 127. Оп. 3. Д. 136. Л. 1 об., 2, 2 об., 3.
Этими видами деятельности ограничивалась служебная «полезность» лиц женского пола в 1871 году. Исходя из
453
Там же. Л. 3.
454
Журнал Московского Опекунского совета. 15 февраля 1871 г. // ЦГА Москвы. Ф. 127. Оп. 3. Д. 136. Л. 1 об., 2, 2 об., 3.
Интересно отметить, что никто из представительниц вышеперечисленных профессий, включая повивальных бабок, не мог претендовать на принадлежность к высшему классу, не мог быть принят в светской гостиной. Любопытно, например, как писала еще в 50-е годы XIX века о разнице в общественном положении врача-акушера и повивальной бабки дочь сенатора и жена профессора М. Н. Вернадская: «Кто из нас решится попасть в гости к повивальной бабке? Кто пригласит к себе в приемный день повивальную бабку? Ее призывают тогда, когда нужна ее помощь, ей платят деньги, но уже больше с ней не имеют никакого дела. За что же такое презрение к ней? <…> Занятие – само по себе в высшей степени почтенное и уважительное: плохого акушера везде принимают, как порядочного человека, а – повивальной бабке, даже очень хорошей, закрыты все гостиные» 455 . Подобное положение не сравнить с положением профессора университета, академика, даже преподавателя гимназии.
455
Вернадская М. Н. Женский труд // Вернадская М. Н. Собрание сочинений покойной Марии Николаевны Вернадской, урожденной Шигаевой. СПб., 1862. С. 109.
Чтобы составить себе более точное представление о статусе тех, кого государство официально признавало учеными в Российской империи, следует опять-таки обратиться к «Своду уставов о службе гражданской». В соответствии со статьей 5, пунктом 6 главы 1 первого раздела настоящего документа право вступать в гражданскую службу имели: «Сыновья ученых и художников, не имеющих классных чинов, независимо от их происхождения и звания их отцов» 456 , наравне с сыновьями офицеров, дворян и чиновников. Здесь же во избежание недоразумений давалось определение, кого именно государство признавало «учеными»: «Высочайше утвержденным 16 апреля 1862 года мнением Государственного Совета было разъяснено: под названием ученых, сыновьям которых принадлежит право вступать в гражданскую службу, хотя бы отцы их и не имели классных чинов, разумеются: 1) получившие от одного из русских университетов ученые степени Доктора, Магистра или Кандидата и звание Действительного Студента, по разным факультетам, а также имеющие степени: Доктора Медицины, Лекаря, Магистра фармации, Магистра ветеринарных наук, Провизора и Ветеринара; 2) окончившие курс в бывшем Педагогическом Институте с званием Старших или Младших учителей гимназий, или получившие такое звание по особому испытанию; 3) те лица, которые приобрели вообще известность своими произведениями и признаны достойными звания ученых, по засвидетельствованию, когда нужно, университетов, академий и других ученых обществ» 457 . Таким образом, в строгой государственной иерархии Российской империи ученые стояли наравне с чиновниками и офицерами. Для того чтобы точнее определить занимаемое ими положение в глазах общества, приведем небольшой отрывок из речи, произнесенной преосвященным Амвросием, епископом Дмитровским, на торжественном обеде в честь юбилея научной деятельности профессора Московского университета Г. Е. Щуровского 27 августа 1878 года: «…Служители науки лучше всех знают, и не без причины гордятся тем, что из ее области, из ее недр, исходят в наше время все разнообразные направления в воззрениях и убеждениях как частных, так и правительственных лиц, и даже в самых учреждениях, законах, преобразованиях и во всех родах деятельности, обнимающих во всей широте жизнь просвещенной части человечества. Велика в этом отношении честь науке и ее служителям, но велика и лежащая на них ответственность. Они ответственны за благоденствие масс, за счастие семейств, за благотворность учреждений, за честное исполнение законов, за спокойствие Царей и правителей» 458 .
456
Свод уставов о службе гражданской // Устав о службе по определению от правительства. Т. 3. СПб., 1896. С. 10.
457
Там же. С. 10–11.
458
Юбилей Григория Ефимовича Щуровского (27 августа 1878 г.) // Известия Императорского общества любителей естествознания, антропологии и этнографии. Т. 33. Вып. 1. М., 1880. С. 46.
Таким образом, получи женщины право учиться в университетах, сдавать государственные экзамены и получать государственные дипломы, они приобрели бы не только право на весьма привилегированное и почетное положение в обществе. В каком-то смысле они получили бы моральное право беспокоиться о жизни всего общества и моральную ответственность за судьбы страны. Как это могло быть совмещено с их обязанностью всю жизнь состоять в повиновении не закону, не государству, а другому человеку, отличавшемуся от них всего лишь немного другим анатомическим строением половых органов? Положение существа слабого, зависимого, несамостоятельного, каким после целого века пропаганды привыкли представлять себе женщину в том числе и представители власти, казалось несовместимым ни с подобными правами, ни тем более с подобной ответственностью. И даже пожелай правительство принять подобное решение, оно столкнулось бы с необходимостью изменения всего свода гражданских законов, регулировавших семейные, в том числе имущественные, отношения, поскольку понадобилось бы уравнять юридическое положение женщин с положением мужчин до того, как допускать их на правах самостоятельных членов в высшие круги общества и государства. Подобная перемена стала бы сродни реформе 1861 года и вызвала бы такое же, если не большее сопротивление во всех слоях общества. Так что до тех пор, пока стремление женщин к обучению в университетах и получению дипломов можно было представлять блажью нескольких развращенных и не получивших должного воспитания дворянских дочек, дело вполне можно было оставить без движения, введя строгий запрет и сохраняя таким образом существующий статус-кво. Да и практической необходимости в этом, по мнению руководителей государства, не было.
Однако экономическая ситуация в стране менялась стремительно. И если в 60-х – начале 70-х годов многих девушек в университеты толкало желание «стать полезными», трудиться на благо народа, то в 80-е и тем более в 90-е годы искать работу их все чаще и чаще заставляла нужда. И, разумеется, девушки, происходившие из высших сословий, не могли и не хотели искать себе работу прислуги, судомоек, портних и прочих рабочих профессий. Вполне естественно, что, следуя примеру своих братьев, они хотели получить профессии учителей, врачей, юристов и ученых. А вместе с профессиями и оплачиваемую работу. Как вспоминала Н. В. Стасова, одна из основоположниц высшего женского образования в России, «общественный строй переменился. После освобождения крестьян дворянские семьи обеднели, надо было искать труда, родители не были в состоянии ни воспитывать дома детей, ни выписывать из-за границы гувернанток, платя им тысячи. Надо было поневоле отдавать девочек в общественные гимназии. Но дети чувствовали, по выходе оттуда, свое малое знание, а вместе росло сильное желание самостоятельности и желание зарабатывать, да к тому толкала тоже и сама необходимость» 459 .
459
Цит. по: Стасов В. Надежда Васильевна Стасова. Воспоминания и очерки. СПб., 1899. С. 158.